когда отель служил военным госпиталем, где врачи проводили ампутации и принимали умирающих солдат, отправлявшихся в загробную жизнь. Но в мае 1919 года раненых и погибших уже не было, а Astoria отмыли и продезинфицировали. Теперь хорошо одетые государственные деятели собирались вокруг разложенных на столах карт, ампутируя и сшивая нации и империи.

Между тем Majestic по-прежнему выглядел хорошо, но его стандарты упали. В феврале высокопоставленные британские чиновники ходили в свои офисы в тяжелых пальто и по-прежнему дрожали от холода. Французы могли легко организовать отопление, но они позаботились о том, чтобы уголь доставлялся медленно. Это был театральный прием, безмолвно внушавший британской делегации, что Франция пострадала, а Германия должна заплатить.

Британцы согрелись алкоголем и вместе поужинали в огромной столовой. Там они вели себя так громко, как хотели, потому что знали, что вражеские шпионы не смогут пройти мимо ребят из Скотленд-Ярда.

Роберт Борден и Уинстон Черчилль с декабря предупреждали о серьезных последствиях нерешительности. Дэвид Ллойд Джордж, Вудро Вильсон и Жорж Клемансо ее отбросили. Трое самых влиятельных лидеров мира наслаждались политической жизнью и своей великой победой. МИ-6 послала Белла положить конец вечеринке, сообщив новости, что политическая ситуация в Германии стала смертельно опасной.

Предупреждение Белла в Париже от 23 марта вывело всех из равновесия. На следующий день Ллойд Джордж поддержал предложение ускорить работу, сократив состав Совета десяти до Совета четырех: Великобритания, Франция, Италия и США. (Позже совет будет сокращен до «большой тройки», учитывая маргинальный статус Италии.) Бескровный переворот произошел моментально.

В то же время британский премьер-министр отошел от карательного подхода к возмещению ущерба в пользу милосердного правосудия. Его новая идея, вдохновленная Беллом (даже если она не зашла так далеко, как тому хотелось), заключалась в том, что Союзники должны соизмерять долг Германии с ее платежеспособностью. Белл, однако, выдвинул еще более решительный аргумент. Он знал, что добрые немцы, которые поддерживали нестабильное правительство, отчаянно нуждались в материальной и финансовой помощи, чтобы просто выжить, и немедленно. В противном случае экономика рухнет, правительство падет, террористы захватят власть, и мир ожидает следующая Великая война.

Научный руководитель Белла в Гарварде Джосайя Ройс был пионером теории этических игр [3]. Там он выступал за новый способ ведения конкурентных политических игр. При старом милитаризме казалось, что война – это игра с нулевой суммой, в которой выигрыш одной стороны был проигрышем другой. Белл понимал, что на самом деле это была игра с отрицательной суммой, в которой обе стороны проигрывали. Ройс писал об «опасной диаде» обиженной побежденной нации, жаждущей мести и живущей рядом с временно довольным победителем [4]. В конечном итоге это не закончится хорошо ни для одного из них. Выигрышной стратегией стала взаимовыгодная торговля в рыцарском духе. Ройс назвал игру с положительной суммой «лояльностью к лояльности»[76] [5]. Белл предложил Ллойду Джорджу победу.

Белл знал, что у Союзников еще есть немного времени, чтобы спасти ситуацию. Несмотря ни на что, немецкая демократия оставалась очарованной британской, которая воплощала старейшую в мире модель. Британцев ненавидели побежденные милитаристы Германии, а не ее демократы. Однако для Британии эта истина была скрыта за завесой иллюзий.

Через два дня после первого заседания Совета четырех, 26 марта Белл шел сквозь сильный ветер к одному из самых престижных адресов Парижа: улице Нито, 23, напротив дома президента Вильсона. По пути он наслаждался прекрасным видом на Эйфелеву башню. Пришло время важного обеда с Ллойдом Джорджем, партнером в постановке «Версаль», который боролся с Вильсоном за звание самого влиятельного человека в мире.

Белл зашел в шумный улей, проходя мимо «переводчиков, устных переводчиков, стенографисток, машинисток, курьеров, автомобилей и службы безопасности, которая работала эффективно, но не была слишком навязчивой» [6]. Он вошел во внутреннюю комнату и увидел премьер-министра, хитрого валлийского политика с густыми усами, сидящего рядом со своими ближайшими советниками. У Ллойда Джорджа одна бровь постоянно была поднята, наполовину удивленная, наполовину скептически настроенная. Это позволяло ему не сводить глаз с любых противников. Он был готов выпотрошить их своим разрушительным остроумием.

Ллойд Джордж приветствовал Белла сверкающими глазами и ироничной улыбкой. Обед был подан. В Версале за такими обедами решались важные вопросы. Премьер-министр был, как выразился историк Дэниел Ларсен, первым премьер-министром разведки, хотя иногда он подчинял разведку политическим соображениям [7]. Рядом с Ллойдом Джорджем сидели два серьезных человека, лорд Роберт Сесил (главный архитектор войны во время боевых действий[77], а теперь главный архитектор Лиги Наций) и сэр Морис Ханки (секретарь Военного кабинета, а вскоре и секретарь Совета четырех).

Еда на улице Нито была изысканной, но Белл, проигнорировав тарелку, перешел к деталям. Сначала хорошие новости: разведывательная работа оказалась для него на удивление легкой. Высокопоставленные источники с готовностью поделились своими мыслями и деликатными политическими и военными подробностями. Когда он предупредил их об опасности раскрывать так много, они ответили: «Чем раньше Союзники узнают все, что нужно, тем лучше. Мы находимся в той точке, когда уже бесполезно пытаться скрыть свою наготу. Если Союзники полагаются на информацию от своих агентов секретных служб, мы бы хотели, чтобы эти люди пришли к нашим директорам по промышленности, нашим правительственным ведомствам, нашему Генеральному штабу. Мы открываем им наши книги и шкафы».

Белл говорил спокойно и обдуманно, хотя факты были неприятными. Продовольственная часть блокады только что закончилась, но экономическая блокада продолжалась, парализуя деловую жизнь. И, несмотря на снятие блокады, продовольственная ситуация не сильно улучшилась, поскольку у Германии не было денег для оплаты импорта. 300 000 тонн зерна и 70 000 тонн свинины, поступающие теперь в страну каждый месяц, лишь поддерживали ее мизерный рацион, не увеличивая его. По словам Белла, это была ошибка, учитывая, что «население серьезно недоедает уже более двух лет». Из-за проблем с урожаем, в том числе из-за большой нехватки удобрений, к маю немцы будут «буквально голодать. Тогда далекоидущие политические волнения будут неизбежны».

Многолетнее голодание было, утверждал он, основной причиной апатии всех классов, а также «высокой степени нервной возбудимости». Дух Германии, продолжал он, был сломлен: «По большей части люди чувствуют, что теперь, очевидно, ничто больше не имеет значения».

Демократы столкнулись с общенациональным восстанием. «Значительные количества оружия и боеприпасов оказались в руках худших элементов гражданского населения, – пояснил он, – в результате хаоса при отступлении, быстрой демобилизации и набегов на военные склады в ноябре и позднее». Правительство было слишком слабо, чтобы что-либо с этим сделать. Имелись люди, ожидавшие своего часа, чтобы взять страну в свои руки, и ни от кого из них нельзя было ждать ничего