всю немецкую нацию, нам нужно как-то ужиться вместе в этой тесной Европе. Возможно, нам не нужно любить друг друга, но мы должны найти modus vivendi[71]» [12]. Его доклад начался на легкой ноте, но закончился серьезно.

Коллега Белла – журналист Джордж Янг – также писал о мартовской гражданской войне [13]. Пока Белл освещал берлинские события, Янг путешествовал по всей Германии. Перестрелок было достаточно, чтобы занять обоих репортеров. Янг, недавно вступивший в британскую «политическую секретную службу» [14] (вероятно, имеется в виду МИ-6), сообщил своим читателям, что, если он вытащит неправильное рекомендательное письмо на контрольно-пропускном пункте, его убьют на месте [15]. Это случилось с кем-то, кого он знал. Поскольку он регулярно путешествовал по боевым линиям, письма левых и правых он хранил в разных карманах. Вероятно, он поделился советом с Беллом.

Долгое время англоговорящим читателям было практически невозможно получить точное представление о том, что происходит в Германии. Они читали смесь протонацистской и коммунистической пропаганды изнутри Германии и бестолковые отчеты из Парижа. Белл и Янг были голосами истины против потока лжи. Для этого им нужно было встретиться со смертельной опасностью, и им требовалось столько же мужества, сколько и самому храброму солдату на поле боя. Но Белл и Янг были безоружны и часто действовали в одиночестве.

Янг жаловался на других журналистов, которые останавливались в уютных отелях и публиковали статьи, основанные на пропаганде. Например, в одной газетной статье описывается, как левые убили 150 полицейских [16]. Это была невероятная ложь, призванная скрыть тот факт, что фрайкор массово уничтожил своих предполагаемых врагов.

В субботу, 8 марта Белл сообщил, что всеобщая забастовка и бои в центре Берлина практически закончились. Фрайкор победил. Белл все еще слышал «бессистемные взрывы стрельбы и бомбежек возле центра» [17]. Но спартакисты отступали на восток «улица за улицей».

Белл знал, что победа правительства ненастоящая. Она «производит иллюзорное впечатление облегчения, которое носит лишь временный характер» [18]. Для случайного наблюдателя в Лондоне немецкая демократия победила своих коммунистических противников. На самом деле немецкая демократия умирала.

Тысячи людей пали в мартовском сражении за Берлин, но бой был односторонним в пользу фрайкора после первого столкновения, когда сражение могло пойти в любом направлении. По мере поступления подкреплений нападавшие становились все сильнее. Левые использовали винтовки, пулеметы и даже артиллерию. Но фрайкор сбрасывал бомбы с самолетов и обстреливал жилые районы тяжелой артиллерией, применял отравляющие газы и огнеметы, пытал и казнил заключенных и в целом убивал больше людей. На каждого убитого захватчика приходилось от 20 до 40 человек на другой стороне, включая множество мирных жителей. 75 человек были убиты на стороне так называемого правительства (фрайкор); по оценкам, на другой стороне было убито от 1250 до 3000 человек, многие из которых не участвовали в боевых действиях.

Отрывки из «легкой» статьи Белла от 7 марта были опубликованы в газетах 25 марта [19]. По сравнению со многими его докладами на менее острые темы публикация заняла очень много времени. Это показывало, как работало его прикрытие, когда речь шла о политически деликатных вопросах. Сначала британская разведка, а затем и ее заказчик в правительстве (морская и армейская разведка, Министерство иностранных дел и т. д.) изучали то, что он написал. Затем отдельные части публиковались в газетах. (Некоторые материалы были слишком опасными, чтобы их можно было доверить прессе.) В других случаях журналистский оборот происходил гораздо быстрее, и репортажи публиковались в тот же день. Выбор времени зависел от предполагаемой военной, дипломатической и демократической важности его разведданных.

Невозможно знать, насколько публичные отчеты Белла подвергались цензуре. Помимо правительства, которое решало, что засекретить, а что рассекретить, местные редакторы, которые платили информационному агентству Reuters, принимали собственные решения, прежде чем публиковать его репортажи в своих газетах. Иногда, как он сообщал в Министерство иностранных дел, редакторы придумывали цитаты и вставляли их в его статьи. Белл знал, что может начаться война, если опасные слова будут вложены в уста иностранного лидера.

Во время битвы за Берлин фрайкор разыграл театральное зрелище, сравнимое с поджогом Рейхстага нацистами в 1933 году. Они превратили важные правительственные здания в крепости. Только тонкая серая линия хорошо оплачиваемых, закаленных в боях добровольческих корпусов могла спасти демократию от коммунистов. Но кто спасет демократию от фрайкора?

Несмотря на то что боевые действия утихли, правый аппарат наемников остался. Встречи Белла с правительственными контактами теперь означали проходы мимо солдат, мешков с песком, колючей проволоки и бронемашин. Друг посоветовал ему говорить только по-английски при прохождении через контрольно-пропускные пункты. Наемники без колебаний убили бы его, если бы заподозрили, что он немецкий шпион левых взглядов.

Белл видел, что политические ветры изменились. До мартовских боев левые одерживали верх в борьбе с правыми. После боев правые оказались на вершине. Но у левых все еще было много огневой мощи и войск. Это правда, что левые, не имея офицеров, не имели и хорошей координации по всей стране. Но их все еще было слишком много, чтобы фрайкор мог одновременно победить везде.

И в некотором смысле, как знал Белл, на самом деле не имело значения, какая группа экстремистов была на вершине. Террористы с обеих сторон, даже несмотря на то, что они превосходили правительство по вооружению, по-прежнему составляли незначительное меньшинство населения, а общественное мнение было на стороне демократии. Некоторые из офицеров-экстремистов были идеологами, другие оппортунистами, но их бойцы просто хотели хлеба. Немецкая демократия могла бы восстановиться, если бы ее подключили к системе жизнеобеспечения. Великобритании нужно было действовать быстро.

На следующий день после того, как утихла самая горячая часть берлинских сражений, Белл поговорил с либеральными немцами. Потому ли, что он интуитивно предчувствовал, что если лучшие войска берлинских левых потерпят поражение от националистов, то либералы окажутся следующими в расстрельном списке экстремистов?

Следующие его интервью были с группой либералов-центристов – далеких от крайних левых, – которые вскоре оказались в списке врагов нацистов. Среди них были доктор Элизе Рихтер, еврейка, первая женщина-профессор в Австрии (она умерла в концентрационном лагере Терезиенштадт[72] в 1943 году); Вальтер Ратенау, влиятельный промышленник в качестве главы AEG, «человек с тоном пророка», как выразился Хафнер, и единственный политик, способный соперничать с Гитлером за народное влияние в 1920-х годах (он был убит в 1922 году правыми экстремистами, когда занимал пост министра иностранных дел); и Карл Бош, будущий антинацист и химик, лауреат Нобелевской премии, возглавлявший IG Farben (огромная химическая компания, позже присвоенная фюрером для производства отравляющего газа, использовавшегося для убийства миллионов евреев и других людей).

Проблемы