Королевская отравительница - Джефф Уилер

* * *

Династия Аргентайн

ЭРЕДУР АРГЕНТАЙН, предыдущий король Кередигиона. Умер при загадочных обстоятельствах

ДАНСДВОРТ АРГЕНТАЙН, средний брат Эредура, обвинен в государственной измене и казнен; оставил сына того же имени, который находится во дворце под опекой короля

СЕВЕРН АРГЕНТАЙН, король Кередигиона, младший из братьев. Узурпировал трон у сыновей Эредура, которые пропали без вести и предположительно убиты

ЭЛИЗА АРГЕНТАЙН, старшая дочь Эредура

Лорды Кередигиона

ЛОРД КИСКАДДОН, герцог Западной Марки

ЛОРД ХОРВАТ, герцог Северной Камбрии

ЛОРД АСИЛОМАР, герцог Восточного Стоу

ЛОРД ЛОВЕЛ, герцог Южного Порта

ЛОРД РЭТКЛИФФ, мастер-шпион, глава королевской Разведывательной службы

ЛОРД БЛЕТЧЛИ, поддержал захват трона Северном, мастер-шпион, казненный за измену

Леди Элеанор сидела у окна своих покоев, нежно поглаживая голову сына, лежавшую у нее на коленях. Оуэн был ее младшим ребенком, едва выжившим после рождения. Он был хрупким восьмилетним мальчиком, хотя выглядел младше. Волосы у него были темно-каштановые, густые и неукротимые, несмотря на все усилия их причесать, и ей нравилось скользить по ним пальцами. Над его левым ухом виднелась небольшая прядь белых волос. Братья и сестры часто спрашивали, почему он родился с белой меткой в темных волосах.

Этот знак отличал его. Мать считала это напоминанием о чуде, которое произошло после его рождения.

Он пристально смотрел на нее своими темно-карими глазами, словно понимая, что она беспокоится и нуждается в утешении. Он был ласковым ребенком, всегда первым бросался в ее объятия. Будучи совсем мал, он ласково повторял: «Маменька, папенька, маменька, папенька», сидя на коленях у родителей или обнимая их. Больше всего на свете любил прятаться в постели родителей после того, как они просыпались поутру, дабы украсть исчезающее тепло. Он оставил эту милую привычку в возрасте шести лет, но не перерос обнимашки и поцелуи, и ему всегда хотелось быть рядом с родителями, особенно с отцом, лордом Кискаддоном.

Мысли о муже заставили желудок леди сжаться от беспокойства. Элеанор выглянула в окно, из которого открывались великолепные сады Таттон-Холла. Но вид аккуратно подстриженных живых изгородей, уступчатых лужаек и пенящихся фонтанов не приносил ей утешения. За день до этого произошло сражение, и она все еще ждала известия о том, кто победил.

– Когда вернется папенька? – спросил тихий голос.

Сын смотрел на нее так серьезно.

Вернется ли?

Поле битвы страшило ее больше всего на свете. Ее муж уже не был молод. В свои сорок пять лет он был скорее государственным деятелем, чем генералом. Она взглянула на пустую стойку для доспехов у кровати с балдахином. Шторы были открыты, показывая аккуратно расправленные покрывала. Муж всегда настаивал на том, чтобы кровать заправлялась. Какие бы тревожные известия не поступали от королевского двора, ее муж отдыхал душой от простых повседневных ритуалов. Хотя порою он часами лежал без сна, размышляя о судьбе Кередигиона, наедине с ней, в этой кровати с балдахином, он все же обретал покой.

– Не знаю, – прошептала Элеанор. Ее голос звучал хрипло.

Она продолжала гладить густые волосы сына, пальцы задержались на белой пряди.

Ее муж был вызван в королевскую армию, чтобы противостоять с оружием в руках вторжению, а старший сын был заложником у короля, чтобы обеспечить верность отца. Перед битвой до нее дошли слухи, что королевская рать превосходила своих врагов из расчета три к одному. Но исход боя определит не математика, его определит верность.

Северну Аргентайну было трудно служить. Его язык был подобен бичу, оставлявшему кровавый след каждый раз, когда он говорил. За два года, прошедшие после того, как он отобрал трон у детей своего старшего брата, воздух королевства пропитался интригами, изменами и казнями. Шептались, что дядя убил своих племянников во дворце Кингфонтейн. Возможность этого заставила Элеанор дрожать от ужаса. Она, мать девятерых детей, не могла вынести мысли о такой жестокости. Только пятеро из ее детей пережили ранние годы, потому что все они были слабого телосложения. Иные из сыновей и дочерей умерли в младенчестве, и каждая новая потеря разбивала ей сердце. А потом родился последний ребенок, маленький Оуэн. Ее чудо.

Ее дорогой, вдумчивый мальчик все еще смотрел ей в глаза, словно мог читать мысли. Ей нравилось ловить минуты, когда он играет в одиночестве, смотреть из-за полуоткрытой двери, как он, стоя на коленях, раскладывает плитки, прежде чем опрокинуть их. Она часто заставала его в библиотеке за чтением. Она уже не помнила, как научила его читать, он был тогда так мал. Казалось, он научился этому сам, как научился дышать, просто вдыхал буквы и слова и без труда разбирал их в уме. Но, хотя он был исключительно умным ребенком, он все еще оставался ребенком. Он любил бегать по саду со своими братьями и сестрами, любил присоединиться к погоне за белой лентой, привязанной к шесту, через лабиринт изгороди. Конечно, конечно, при этом он мог начать дышать с присвистом, но это его не останавливало.

Она никогда не забудет горя, испытанного ею, когда королевская повитуха объявила, что младенец родился мертвым. Он не издавал ни крика, ни плача, сопровождавших рождение остальных детей Элеанор. Он пришел в мир окровавленным и безмолвным – полностью сформированным, но бездыханным. Потеря последнего ребенка, ее последнего ребенка – она знала, что он последний, опустошила ее. Слезы ее мужа смешались с ее собственными, когда они оплакивали потерянное дитя.