Глаза Лионы вспыхнули гневом, когда она вернулась, энергично вытирая пальцы о передник. Быстро пробормотала что-то себе под нос.

– Мне нужно приготовить королевский ужин, – наконец сказала она, понизив голос. Оуэн заметил, что она больше не смотрела ему в глаза. – Раньше вокруг было больше резвящихся детей. Когда правили король и королева, все было по-другому. Это таким, как Бервик, надо следить за речами. – Ее губы сжались. – Если бы Бервик знал, если бы он только знал… – Она бросила на мальчика заговорщический взгляд и еще понизила голос: – Ты боишься, Оуэн?

Он уставился на нее и молча кивнул.

Она поспешно подошла к другому столу, а затем принесла миску с мукой. Разбила яйцо и вылила желток в миску. Затем начала замешивать тесто своими сильными пальцами. Оуэн почувствовал, что она хочет сказать больше, поэтому просто ждал.

Она снова оглядела кухню, убедившись, что рядом никого нет.

– Мы с мужем часто гуляем по окрестностям, – сказала она тихо, почти шепотом. – Он знает про это лучше всех. Есть дверь привратника, которая всегда открыта. Всегда. – Она снова огляделась, и, когда продолжила, ее голос стал еще тише: – Оуэн, родители отправили тебя сюда не для того, чтобы тебя убили. У тебя есть друзья. Как принцесса. Как я. Мать принцессы находится в святилище Владычицы. Она там уже два года, с тех пор как брат ее мужа занял трон. Может, она поможет тебе, Оуэн. Ты знаешь, где находится святилище?

Оуэн уставился на нее, его сердце быстро забилось.

– Мы миновали его… по дороге сюда.

– Да. – Она мяла тесто так, будто пыталась задушить Бервика. – Если ты войдешь в святилище, даже король не сможет заставить тебя выйти. Там ты будешь в безопасности. – Она оглянулась на переполненную кухню, ее взгляд с беспокойством метнулся туда-сюда. – Если ты смелый маленький мальчик.

Слабая искра надежды зажглась в его груди.

– Я смелый, – прошептал он, пристально глядя на нее. Но когда он посмотрел на нее, он снова увидел в окне башню, похожую на кинжал.

Оуэна отвели в пустующую комнату брата, и он обнаружил, что не может уснуть. Все здесь, даже запах, было чужим и тревожным. Он всегда был очень чувствителен к звукам, особенно к незнакомым, и дворец был полон звуков – скрип половиц, топот ног по каменному полу, отдаленные голоса, лязг ключей в замках. За его дверью постоянно было какое-то движение. Поэтому Оуэн уселся на узкий деревянный подоконник и широко раздвинул шторы, впуская в окно сияние лунного света. И, глядя на луну, он пытался успокоить неистовое биение сердца и подавить царящую в нем ужасную тоску по дому.

Той ночью он кое-что решил. И дал обещание луне.

Он знал, что мир взрослых сильно отличается от его собственного. По причинам, которые он не понимал, родители его оставили. Он смутно чувствовал, что они были вынуждены отдать одного из своих детей, и они выбрали его.

Во мраке он боролся с чувствами, которые пришли с пониманием. Он снова плакал, но это не были слезы печали. И не слезы гнева. Это были… слезы разочарования. Когда, наконец, он выплакал все слезы, он стиснул зубы и принял суровую правду – родители не собираются его спасать. Нутром он ощущал, что если останется в замке и не сделает ничего, чтобы спастись, то, вероятно, не выживет. Поэтому он должен придумать способ изменить финал семейной истории и не «закончить рекой».

Оуэн за свою короткую жизнь усвоил несколько простых истин. Поскольку он был самым младшим и самым маленьким в Таттон-Холле, окружающие взрослые считали его слабым и неспособным ничего сделать. Они всегда предлагали ему помощь, что раздражало Оуэна и пробуждало в нем решимость доказать, на что он способен. Он ненавидел, когда его предложения и идеи не воспринимались всерьез, особенно когда «детская болтовня» заставляла его родителей или старших братьев и сестер смеяться.

Оуэн осознал, что в положении младшенького есть определенная выгода. И рано научился использовать истерики, чтоб добиваться своих целей. Конечно, он использовал эту тактику разумно и обычно бывал тих и спокоен.

От внимания Оуэна также не ускользнуло, что взрослые буквально трясутся над ним, особенно сестры. Он научился быть обожаемым, ласковым и ловким, использовать улыбки, объятия и поцелуи в обмен на объятия, сказки и общее внимание. А ведя себя тихо, особенно по вечерам, он мог дольше не ложиться спать, потому что о его присутствии забывали.

Власть. В том, чтобы управлять поведением других, заключалась власть. Это напомнило Оуэну о его любимом развлечении, за которым он мог проводить часы, – расставлять рядами плитки, а затем сбивать их.

Однажды он видел, как это делал один из братьев. Вероятно, тогда Оуэн был совсем мал, и упавшие плитки заставили его залиться смехом. Это было одно из самых ранних его воспоминаний. Вскоре он сам стал складывать плитки и испытал сильнейший трепет наслаждения, когда при помощи одной плитки свалил множество. Став старше, он стал складывать все более сложные конструкции. Выстраивал замысловатые ряды. Иногда использовал другие объекты в качестве барьеров и изменял высоту изначальных построек. Иногда он возводил целые башни из плиток и заставлял их рушиться.

Ничто не выводило его из себя больше, чем когда кто-то сбивал его плитки – случайно или намеренно. Он даже на себя злился, когда задевал их случайно. Укладывание плиток, размещение их именно в том порядке, который он представлял, помогали ему разобраться с тем, что мучило и тревожило.

Оуэн принял два решения в ту ночь. Первое он поведал серебряной луне. «Я сбегу отсюда», – поклялся он. Неважно, что сделают или не сделают его родители, он не смирится до тех пор, пока не найдет способ бежать от короля, внушавшего ему такой ужас. Он не хотел присоединиться к призракам этого замка.

Второе решение – сделать пребывание в замке терпимым, пока он не найдет возможности бежать. Для этого ему нужен ящик плиток для кухонного пола.