уже умерли от недоедания и связанных с ним болезней, причем от 100 000 до 250 000 смертей произошли после перемирия. Если продовольственная помощь не будет доставлена немедленно, ситуация, предупредил Белл, станет катастрофической. Если Британию не проинформируют, миллионы людей погибнут. Сколько миллионов? После Второй мировой войны Белл предположил, что 10 000 000 немцев могут умереть от голода, если из-за границы не будет поступать продовольственная помощь. Похожая ситуация была и в 1919 году.

На следующий день, 6 марта, бои все еще продолжались. Правительство чувствовало себя настолько в долгу перед фрайкором за январские и мартовские столкновения со спартакистами, что подписало соглашение об интеграции войск Рейнгарда в регулярную армию. В июне ополчение Рейнгарда станет 15-й бригадой рейхсвера.

Почему правительство, которое выплачивало зарплату левым республиканцам, пригласило фрайкор сражаться с ними? Позже в том же году Белл прояснил ситуацию, отметив, что гражданская война на улицах отражает ожесточенные бои между различными правительственными учреждениями. Источник Белла в Министерстве иностранных дел Германии назвал свое рабочее место «самым большим бардаком в мире». Он сказал: «Здесь есть группки, которые общаются с Лениным; другие на связи с Деникиным [лидером антисемитских реакционных сил, воюющих в России и Украине], и каждый пытается перерезать другому глотку».

Левые по-прежнему были грозной силой, но лисы фрайкора теперь официально охраняли курятник, и террористы подошли на шаг ближе к контролю над Германией. Не все первые члены фрайкора были антиеврейскими расовыми воинами, но многие таковыми были, и худшие элементы работали над искоренением умеренных.

В тот же день Белл увидел бой на Александерплац, недалеко от полицейского управления. Жгучая сера битвы висела в воздухе; пулеметы трещали, и пули свистели над головой. Бедные, худощавые люди скорчились у стен. На фасадах общественных зданий были зияющие раны. Тяжелые гаубицы пробили ямы глубиной шесть метров. Один репортер, вероятно Белл, описал, как левые войска применили слезоточивый газ против правых защитников президента, в то время как самолеты фрайкора проносились над головой, чтобы перекрыть доступ к метро, из которого прибывало вражеское подкрепление [3].

До войны Александерплац демонстрировала немецкий порядок, образование, богатство, красоту и мобильность. Площадь была восточной границей важнейших туристических достопримечательностей Берлина. Железнодорожный вокзал, окруженный Королевскими колоннами (Königskolonnaden) XVIII века, был одним из самых загруженных в Берлине. Посетители со станции выходили на большую площадь; в хорошие дни путешественники ждали снаружи, сидя на своем багаже и наслаждаясь солнечным светом. Неподалеку верующие выходили со службы в церкви Святого Георгия, а туристы поднимались на ее башню, чтобы полюбоваться прекрасным видом на Кенигштрассе. На северо-западной стороне находился знаменитый универмаг Tietz, построенный фирмой Cremer & Wolffenstein; впереди стояла колоссальная медная статуя Беролины, женского олицетворения Берлина. На южной стороне располагалось гигантское полицейское управление[68]. Ассоциация учителей и музей немецкой школы занимали восточную сторону.

Несколько дней назад ни один уголок Берлина не казался более стабильным. Но теперь репортер, вероятно Белл, сообщил английским читателям: «Александерплац разрушена так же, как прифронтовая деревня во время войны… Кайзерштрассе усеяна телами убитых и раненых. Многие раненые даже не перевязаны» [4].

Сразу после полуночи агент А12 закончил печатать свой отчет. «Пока я печатал это в отеле Fürstenhof, – писал он, – я слышал далекие выстрелы и звонки проезжающих машин скорой помощи. Сейчас полночь. Не знаю, удастся ли мне дозвониться до центрального телеграфа» [5].

В двух кварталах от телеграфа бушевала жестокая перестрелка. Обе стороны хотели захватить его, потому что это означало возможность контролировать информацию. Миллионы жизней и судьба немецкой демократии зависели от успеха Белла в его полуночной прогулке через зону военных действий. Риск быть взорванным был лишь одной из его проблем: пленных, в том числе мирных жителей, расстреливали бойцы фрайкора.

Белл вытащил последний лист бумаги из пишущей машинки, сложил его вместе с остальными и поспешно положил в карман пальто. Затем он надел шляпу и выбежал из двери отеля. На другой стороне он наткнулся на двух охранников фрайкора, «стоявших прямо у моей двери “вражеского чужака”» и вооруженных «очень эффективными винтовками».

Хуже того, большой отряд войск полковника Рейнгарда занял территорию недалеко от отеля. Казалось, на одного агента МИ-6 приходилась целая армия. Но, вооружившись мощным пропуском Министерства иностранных дел, обаянием и уверенностью в себе, А12 прошел охрану и вскоре оказался на улице под проливным дождем.

Он увидел, что на Потсдамской площади все еще стоит единственное такси. Водитель сказал, что добраться до телеграфа будет невозможно из-за баррикад. Белл показал ему правительственный пропуск, по которому они могли ехать куда угодно. Водитель был впечатлен, но у него был еще один веский аргумент: его могли застрелить. За попытку проехать он потребовал до смешного высокую цену. Белл сторговался до 50 марок. Это была абсурдная плата за поездку в полтора километра. До войны она стоила бы меньше двух марок.

По дороге Белл услышал выстрелы на соседних улицах. Когда они достигли места назначения, в паре кварталов от них раздалась быстрая стрельба и взрывы ручных гранат. «На неосвещенной улице появился броневик. Мой шофер проявил любопытство и вышел на проезжую часть. Он вернулся в спешке. Броневик волочил за собой нечто вроде заграждения из колючей проволоки. Но, к счастью, мой человек отделался порванным ботинком и сильным испугом».

Пока они ехали, Белл из квартала увидел битву при Хаккешер-маркте. Весной 1914 года небольшая рыночная площадь была местом притяжения для туристов из-за достопримечательностей северной части старого города, таких как универмаг Вертхайма, огромное современное здание с фасадом с гранитными колоннами. Посетители проходили под огромными романскими арками, увенчанными скульптурами людей, занятых делами или созерцанием. В центральном атриуме была впечатляющая фреска с изображением кораблей, заходящих в порт, а под ней находилась скульптура «Труд» (Die Arbeit) работы Людвига Манзеля: высокая бронзовая статуя работающей женщины. Как с гордостью объявлял путеводитель Бедекера 1914 года: «Отделы декоративно-прикладного искусства также заслуживают внимания, как и ковровая комната над залом. На первом этаже чайная, буфет, на антресолях продажа билетов в театр и прочее».

Но теперь на спектакль года билеты не требовались. Самолеты фрайкора проносились над головой для разведки, а танки продвигались к Хаккешер-маркту. Пули из пулеметов левых со звоном отскакивали от толстой брони. Гранитные колонны дома Вертхайма были изрешечены пулями и шрапнелью.

Медленно и целенаправленно правые войска сравняли сопротивление артиллерийским и крупнокалиберным огнем. Защитники были окружены с трех сторон фрайкором и могли уйти только на восток. Белл видел здания, разрушенные артиллерийским огнем. «Лихорадочные толпы» бросились грабить руины в разгар боя. Это было, как он с грустью сообщил, «типично для сегодняшнего Берлина».