Они смотрели на меня с ожиданием. Я ощутил себя на краюпропасти, бизнес жесток и не прощает ошибок, а я могу всех увести по неверномупути. Коллектив у нас немаленький.

– Нет, – проговорил я с хрипотцой в голосе, ностараясь, чтобы звучал твердо. – Нет, мы пойдем тем путем, каким шли.

– А как с тем, что мы им дали фору?

Я сказал раздраженно:

– Этой форой еще надо уметь воспользоваться. Да и фора ли?

Они разошлись по местам, я включил скоп и сделал вид, чтопогружен в расчеты. Внутри болезненно ноет, вот от таких стрессов и возникаютвсякие язвы желудка и быстро бегущие канцеры. Прошлепал я ушами или нет? Повсем расчетам – прохлопал. И сильно прохлопал. Однако же я и раньше зналпро вирусы, знал, что это в лучшем случае нечто промежуточное между живой инеживой природой либо вообще нечто неживое, сконструированное каким-то неземнымхакером для порчи вселенского компьютера.

Если я знал, то почему не обратил внимания? Или чутье моетуповато прохлопало ушами? А что, если, напротив, не прохлопало, а как раз иповело меня мимо и дальше, потому что здесь мне ловить нечего? Если я дурак, слегкостью могу ошибиться, то чутье поумнее меня: работать за меня не станет, даи не умеет, но не дает ступать на ложные тропки?

Кондрашов с моего позволения не то чтобы шпионил законкурентами, но приглядывал за ними, стараясь не упускать из виду прогресс, атакже те камешки, на которых затормаживаются центровики. Хотя вирусы в чем-тодаже проще, чем конструируемые наноботы, однако там в Центре пришли ксенсационному выводу, что вирусы руководствуются весьма странной программой,которую некоторые уже окрестили внеземным разумом.

Дело в том, возбужденно докладывал Кондрашов, поведениевирусов так и не удалось объяснить ни механикой, ни химией, в Центре не могутдаже понять, как вирусы проникают через мембрану клетки, тем более – какнаходят рибосомы и выполняют их перепрограммирование, что само по себеневероятно сложно.

Это не значит, подумал я мрачно, что, пока не решат этипроблемы, не сделают очередной шажок. Нет, насколько знаю их руководителя, онбудет ломиться к цели, несмотря на любые препятствия. А то, почему вирусы тоспят миллионы лет в виде кристалла, то вдруг просыпаются, его не то что неколышет, но такое он велит решать по ходу. Это его любимое, насчет ввязаться вдраку, а там, дескать, посмотрим.

– Я не знаю, – сказал я, – кого Билл Гейтс посадитписать программы для армии наноботов… но это должны быть… уж и не знаю кто!

Пескарькин хихикнул, Кондрашов посмотрел на него зло,Пескарькин сконфузился и сделал вид, что всецело занят трехмерной спиралью наэкране. Как бы мы ни острили над Windows Nano Technology, но, положа руку насердце, кто может сделать лучше? Среди дураков принято ругать Windows, но еслион вам не ндравится, так не используйте! Возьмите у того, кто сделал лучше. Неттаких? Сделайте сами. Ах, и сами не в состоянии? Тогда заткнитесь и сопите втряпочку, дебилы.

Кто-то сказал тихонечко:

– На сегодняшний день нет программ, свободных от багов.Хорошо, если ассемблеры начнут глючить во время самосборки, а если уже в телечеловека? Что они из него сделают? Фарш?.. Или какого-нибудь внеземногокрокодила?

Больше всего в наших кругах вызывают тревоги насчетвозможного появления «черной топи», но когда Штаты, несмотря на протесты, ввелижестокий контроль не только над странами, но и над личностями, эту опасностьсвели к нулю. Но остается, как постоянно предупреждают в печати, возможность«серой топи», это когда самовоспроизводящиеся наномашины случайно, именнослучайно выходят из-под контроля и пожирают все на Земле, превращая это все в«серую топь».

Из-за такой возможности, пусть и крайне малой, практическиничтожной, больше всего сил и ресурсов у нас отвлечено на системы пятикратного,а иногда и десятикратного контроля. И всякий шаг, даже шажок, перепроверяем: «ане будет ли чего?»

Обычно мы все собираемся и работаем в виртуале, носегодня – особый день, я с утра вызвал скоростной вертолет, на крыше ужепочтительно ждут Кондрашов и Пескарькин, директор медцентра и главный инженеркомплекса, я кивком велел им лезть в машину. Вертолет прямо с крыши свечойвзмыл вверх, а там, убрав крылья и даже лопасти, превратился в ракету. Стридцатикратной скоростью, в смысле – в тридцать раз быстрее звука,планета поворачивается быстро, почти сразу после конца разгона мы вошли вторможение, челнок начал снижаться, постепенно выдвигая крылья, но вертолетом,однако, не стал.

Директор медцентра все поглядывал на меня как-то боязливо,наконец спросил с таким видом, будто прыгнул голым в прорубь:

– А вы уверены, что хотите быть первым испытателем?

– Да, – ответил я. – Конечно, хочу. Но не думаю,что мне будет предоставлено такое право.

Он посмотрел очень внимательно.

– Почему?

Я пожал плечами.

– Насколько знаю, полковник Вильямс очень хотел быть первымиспытателем. А у него индекс здоровья и сопротивляемости на порядок выше.

Кондрашов ухмыльнулся.

– И все-таки шансы есть и у вас.

– Шутите, – не поверил я.

– Клянусь, – сказал он. – Подождите до прилета.

– А что там будет такое, чего не знаю я?

Он помедлил, голос стал несколько тише:

– Там вас будет ждать и ваш лечащий врач.

Остаток пути прошел в молчании, голова гудит, мыслиразлетаются как стая вспугнутых воробьев. Внизу белым-бело, словно снегаАнтарктиды, мы все снижаемся и снижаемся, наконец врезались в это белое поле,но оказалось, что это довольно толстый слой облаков, а когда вынырнули из него,далеко-далеко внизу снова простирается такое же точно белое ровное поле. Наэтот раз настоящая Антарктида.

– И что скажет мой лечащий врач? – спросил я наконец,не выдержав.

Директор медцентра слабо улыбнулся.

– Он скажет, что как в старом французском анекдоте: естьдвенадцать причин, чтобы именно вам стать первым испытателем…

– Назовите их, – попросил я, – если я правильнопонял, о каком анекдоте речь.

– Во-первых, – сказал он ровным голосом, – у вас анизоцитоз,пойкилоцитоз и даже анизохромия. Это не говоря уже о гипохромии, котораясопровождается, как часто бывает в таких случаях, микроцитозом.

Страх пробежал по всему телу, болезненно заледенилвнутренности. Губы похолодели, я спросил с трудом:

– А… а что это?

Он легко усмехнулся.

– Сильно тревожиться не стоит, главное – вовремя засечьтакое. Анизоцитоз – это всего лишь появление эритроцитов разного размера,пойкилоцитоз – разной формы, анизохромия – разной окраски, амикроцитоз… как видно из названия, это измельчение ваших эритроцитов.Эритроциты вообще-то примерно одного размера, цвета и формы, форма иногдаменяется, когда протискиваются по узким капиллярам… ха-ха… вплоть доверетенообразной, но затем снова выпрямляются. А у вас они и по размеру уже разные,одни мельче, некоторые – намного, другие крупнее. И цвет их что-то ненравится, слишком уж… Но вы пока что ничего не чувствуете? Вот и прекрасно. Изабудьте о них. Ваши МЭМСы как раз и предназначены, чтобы выровнять ситуацию.