Трансчеловек - Юрий Никитин

Фантастика той тоталитарнойэпохи руководствовалась двумя великими глупостями, что тогда выдавались заистину. Первая: робот – дура, человек – молодец, а вторая –бессмертие ужасно и омерзительно.

О роботах я никогда не писал, чувствовал фальшь в самойпостановке вопроса, а на бессмертии крепко ожегся. Будучи бунтарем по натуре, спервых вещей принялся доказывать, что быть бессмертным – хорошо. И все моиработы на эту тему заворачивали взад. Эта несусветная дурь, как мне кажется,началась с некого перса популярного произведения, бессмертного, одного издвенадцати бессмертных. Одиннадцать «разрушили себя», а этот вот остался жить ивсе никак не мог решиться помереть, ведь так надо, обязательно надо помереть, аон все никак не решится, хотя и жить не хочет таким вот всемогущим, бессмертными не уничтожимым извне. Ах-ах, какой он несчастный, все дружно плюем в труса.

Не знаю как кто, но я сразу же ощутил, что вообще-то непрочь оказаться на месте этого «нещщасного». И уж никак не стал бы страдать отсвоей бессмертности и завидовать обычным людей, счастье которых, оказывается, втом, что вскоре склеят ласты!

Увы, при культе личности в политике возникали культы,культики и культяшки во всех сферах деятельности. Все редакторы заученнотвердили: переделайте концовку, чтобы ваш бессмертный раскаялся, передумал иотказался от бессмертия, признав его ошибочным. Тогда да, дорога будет открыта.Как и сотням другим. Кто читал тогдашнюю фантастику, вспомнит, как тогда мощноперли клоны, все одинаковые, как доски в заборе: бессмертие ужасно – геройкончает жизнь самоубийством, бессмертие ужасно – герой покончил с собой,бессмертие отвратительно – герой поспешно себя убивает…

Где сейчас те угодливые авторы?

НИКОГДА и НИКОМУ в те времена не удавалось сказать что-то взащиту бессмертия. К счастью, вся та система лжи и дурости рухнула вместе сполитсистемой. А я наконец-то снова собрался для очередной попытки. Уже нерассказ или повесть, а в самом деле выношу на ваш суд крупную весчь. И не встиле «Троих», хотя там тоже бессмертные, но «Трансчеловек» – совсемдругой жанр, пока еще не существующий.

Назовем его когистикой, от cogito – мыслю, ибо чего ужскрывать, в массе своей традиционная фантастика, так сказать, бытовая. Хоть настраницах гремят галактические войны – это дамские романы для мужчин.Расшифровывать не буду, умные поймут, а мнение напыщенных дураков никогда врасчет не принимал, из-за чего в их среде всегда такой раздраженный вой прислове «Никитин».

Да, я – когист. В крайнем случае –писатель-когист.

Почему когист и что за жанр когистика – узнаете,дочитав роман.

Ваш

Юрий Никитин

Дискуссии по этому роману идут по прежнему адресу там же вКорчме.

Самое лучшее место в мире для отдыха отыскивается сразу,когда опускаешь голову на женские колени. Нежные заботливые руки чешут, гладят,выстригают волосы в ушах, а потом тонкие мизинчики копаются в ушных раковинах,вылавливая срезанные волоски. Несказанно балдежное чувство, как будто снова вутробе, не бывает наслаждения полнее или глубже.

Линдочка упорно протискивает между нами лобастую голову,усердно вертит хвостиком и пыхтит жалобно: и мне почеши, я ведь тоже ваша,почему меня не замечаете, мне же обидно!

Надо мной ойкнуло, мягкие ладони начали спихивать моюотяжелевшую голову.

– Уже шесть часов!. А я еще не красилась!

– Успеешь, – запротестовал я. – Еще в носуподстриги…

– У тебя там не растут, – уличила Каролина. – Малеще!

Она поднялась, моя голова расслабленно бухнулась на диван.Не поднимаясь, я смотрел, как Каролина в тревоге и недоумении выгибается передзеркалом, но никак не рассмотрит спину и затылок. Потом села за трельяжныйстолик краситься, там жуткий набор всяких лаков, гелей, снимателей, соскребывателей,ножичков и пилочек, хитрых крючочков и прочих блестящих, как на столе хирурга,штучек, а я переполз на другой конец дивана, где меня ждет ноут одногозаказчика.

Поломка хитрая, но я все настроил еще два дня тому, толькопридерживаю чуть, дабы самому насладиться мощным камнем, самой крутой видюхой,ОЗУ на два гига, новой системой охлаждения, из-за чего абсолютно не слышно,работает это чудо или нет.

С ходу вошел в Интернет, подключился к одной из онлайновых,где скорость проца и мощь видеокарты многое решает, порубился малость, но ушиавтономно ловят передвижение Каролины. Слышу ее недовольное бурчание, что вотеще одна морщинка проступила, а тут как бы две старые замазать… Даже не глядя вее сторону, чувствую, какой у нее процент готовности к выходу.

Потом бесконечно долго бурчала, что за зиму ужаснорастолстела, ах-ах, ни одни джинсы не налезают, как жить, надо бы что-то такоесъесть, чтобы похудеть, именно сейчас, чтобы к Голембовским уже худой истройной, я лениво бурчал, что ничуть не растолстела, надо верить не зенкамсвоим, а напольным весам, джинсы сидят, как и сидели.

– Ничего не понимаешь, – пожаловалась она, – этопровожают, как могут, а встречают по одежде!

– Женщина без недостатков, – сказал я ласково, –ценима куда больше, чем без одежды.

Она насторожилась, красивые дуги бровей приподнялись насередину лба.

– Ты это к чему?

Я выключил комп, поднялся. Мне, чтобы одеться, достаточновылезти из домашних тапочек и сунуть ноги в туфли. Проделав все это, я обнял еесзади, поцеловал в макушку, как раз на уровне моих губ, сказал ласково:

– Ты хоть и злобная, но я люблю тебя, зверушка.

– Это ты злобный!

– Нет ты. Ты с меня одеяло стаскивала.

– А ты лягался!

– Я? Да никогда в жизни! А вот ты…

Она вывернулась, снова принялась поправлять на бедрахджинсы, втягивать живот и приподниматься, так все женщины выглядят болеестройными.

– Вот так и ходи, – подсказал я.

– Не могу! Только стоять, да и то недолго.

– Пойдем? – спросил я.

Не отвечая, она тщательно подкрашивала губы, вытягивая ихтрубочкой. Лицо очень серьезное, сосредоточенное, будто делает сложнейшуюоперацию на мозге, даже не дышит, а когда оторвала от губ эту липкую краснуюпалочку, сосредоточенно пошлепала ими, разминая комья и заделывая микроскопическиещели, подвигала во все стороны, то сжимая в старческий жемок, то растягивая.

– Готова, – сообщила она. – Видишь, как быстро?

– Вижу, – ответил я и снова чмокнул ее вмакушку. – Пойдем, не люблю опаздывать.