Все с разной степенью энтузиазма выпили, а мне вотнельзя – за рулем, как удобно. Сделав вид, что покидаю стол радиоблегчения кишечника, иначе будут обижаться, вышел в другую комнату, а оттудана балкон. Майский вечер теплый, небо окрасилось в нежные алые цвета, облаказастыли, потемнели, с востока идет плотная темнеющая синева, а на западе ещедогорает закат, прижимаясь к земле, небосвод над ним почему-то светло-зеленый,почти прозрачный, а в самой выси вообще что-то невообразимое…

Сзади простучали каблучки, пахнуло знакомым ароматом.Каролина подошла свежая, сунула мне под майку холодные ладошки, явно минутуназад из-под ледяной струи.

– Ага, страшно?

– Брысь отсюда, жаба! – заорал я, но она хихикала игрела лапы, пока не услышала сзади голоса, убрала руки и сделала видблаговоспитанной девочки.

В комнату, где мы стояли на балконе, вошли Леонид и Михаил сженами, заскрипел диван под их грузными раскормленными телами, а мы смотрели навысокие дома, где в окнах начинают загораться огни, на машины, что одна за другойвключают фары, очень красиво, когда по одной стороне дороги идут с желтымиогнями, по другой – удаляются с красными.

На балкон вышла Светлана, красноватый свет заиграл на литыхплечах.

– Каролиночка, ты не будешь очень против, если я уведутвоего… дружка потанцевать?

– Сделай одолжение, – ответила Каролина легко, –научишь танцевать, спасибо скажу.

Светлана протянула мне руку, я помотал головой.

– Из меня танцор, – объяснил я, – как из… ладно,смолчу. Ты знаешь.

– Когда медленно танцуешь, – объяснила она с лукавойулыбочкой, – ничего не мешает…

– Каждой хорошей девушке, – согласился я, – поплохому танцору!

– Тогда все в порядке, пойдем?

Я упирался, но она ухватила за руку цепкими пальцами,привыкшими сжимать гриф штанги, умело дернула, и я вынужденно сдвинулся,чувствуя, что меня увлекает за собой что-то вроде шагающего экскаватора.

В комнате она сразу прижалась, заставила двигатьсяедва-едва, так что даже с моим умением такое танцевать можно, согласен. От еесильного здорового тела приятно пахнет духами, я старался напоминать себе, чтоэто она отбивает запах пота, а так вообще культуристки потеют, как лошади илибалерины.

– У тебя плотные мышцы, – заметила онаодобрительно, – тебе качаться нужно.

– Зачем?

– Вздуешь такие мускулы! Все мужчины завидовать будут.

– Зачем? – повторил я. – Я, так сказать, извини завыражение, интеллектуал нижнего уровня. У нас появиться с мускулами –позор. Мы тяжелее проца или харда ничего не поднимаем. Сила есть – ума ненадо, и все такое прочее. Все-таки главное не сила, а правильный вектор ееприложения.

– Знание – сила, – весело отпарировала она, –а незнание – мощь миллионов. Мужчина с мышцами всегда смотрится лучше, чембез оных. Кем бы он ни был. Уж поверь, мы, женщины, говорим друг с другом безутайки.

Она умолкла, только бросила взгляд на Каролину, я тожепромолчал. В Светлане, если особенно не приглядываться, не всякий рассмотритмастера спорта по фитнесу, а еще раньше она занималась бодибилдингом ипауэрлифтингом. Просто очень хорошая фигура, крупная грудь идеальной формы,наверняка твердая, словно из дуба вырезанная, отшлифованная и покрытая лаком…нет, скорее, как упругие резиновые мячики, не надуваемые, а литые… гм… широкиеплечи и тонкая талия, а руки очень красивые, с тугими трицепсами, которые уженщин начинают отвисать уже со студенческого возраста.

Ей двадцать семь, вспомнил я. На два года больше, чем мне.Может быть, еще и потому посматривает на меня заинтересованно. Если я выбрал вподруги женщину, старше себя на восемь лет, то разницу в три вообще не замечу.Не то, что остальные козлы, уже седые, а все молоденьких девочек ищут.

В комнате Коля, возбужденно блестя глазами, рассказываетвнимательно слушающей его Насте:

– Иду я себе в магазин, вдруг из-за угла заряд из BFG… Ну, ясразу все понял, тут же в магазин, взял одну беленькую, две красных, вышел: надуше, как в раю!

Настя сказала с игривым неодобрением:

– Ах, Коля, сколько же ты выпить сможешь?

– В меру выпитая водка, – сказал Колянаставительно, – хороша в любых количествах. В жизни человек долженпопробовать все и решить, нужно это ему или нет. Кто-то не все пробует, акто-то, попробовав, уже не может правильно решить.

– А ты решаешь, – спросила она как-то намекающе, –правильно?

Он не понял, что его клеят, или же сделал вид, что не понял,так бывает дешевле, вскинулся оскорбленно.

– А как же? От нечего делать пьют только недалекие люди.Умный всегда найдет причину.

Она покачала головой.

– Ох, Коля, Коля… Ты не пробовал вернуться к нормальнойжизни?

– Только вчера вернулся к нормальной, – сказал онобвиняюще. – Вернулся, а ее уже нет… Ну, что оставалось, как не тяпнуть помаленькой?

Она засмеялась, широко раскрывая сочный рот, откинулась наспинку дивана, чтобы грудь выше и вся как бы в постели, должен же он раздеть ееглазами, если алкоголь не совсем пригасил мужские инстинкты, у нее такоероскошное нежное тело, белое, как сало молодого поросенка, вот уже нескольколет не знающее загара, чтобы сохранить белизну.

– Кроме вина и водки, – сказала она уже без намеков, –в жизни столько удовольствий! Особенно в мужской.

– Увы, – сказал он уныло, – на эти удовольствияуходит весь мой заработок. На жизнь не остается!

– Повышай квалификацию, – посоветовала Настя. –Володя уже и в НИИ подрабатывает…

Коля удивился, повернулся ко мне.

– Правда? Володя, держись подальше от науки: выяснилось, чтонаучные исследования вызывают рак у лабораторных крыс.

Я не успел объяснить, что мои научные исследованияначинаются и заканчиваются ремонтом компьютеров, но Коля уже отвернулся, пропелвесело:

– На горе стоит хомяк. Его мучит отходняк… Если не было быглюка, жизнь была б такая скука!

Незаметно подошла Светлана, сказала лукаво:

– Ох, Володя, не в мудрости сладость жизни…

– Да не занимаюсь я наукой, – возразил я. – Простопомогаю с одним проектом для института металлургии. Ты же знаешь, беруподработки везде, где удается.

– Всех денег не загребешь.

– Я люблю работать, – возразил я, сразу ощетиниваясь,никто не любит, когда подозревают в жадности. – Мне нравится работать.

– Если хочется работать, – сообщил Коля, – ляг,поспи – и все пройдет. Если человек вкладывает в работу всю душу, то наобщение с людьми у него уже ничего не остается. А разве мы живем не дляобщения?