Машинный зал, из которого наблюдают за производством. Сотнилюдей молча смотрят на экраны. Все записывается, вплоть до мимики операторов,которую аналитики потом анализируют. Если потребуется какое-то действие, то егосовершают всемером, таким образом снимается риск неверного движения иливнезапного сумасшествия оператора.

Я смотрел на приближающуюся посадочную площадку и внезапновспомнил статьи в прессе, где постоянно рисуют идиллические картинки будущего,как в одном и том же обществе живут люди, трансчеловеки и зачеловеки. Все триформы не просто сосуществуют, но и чуть ли не поют, взявшись за руки. Сперва,понятно, простых людей абсолютное большинство, к трансчеловекам они будутотноситься снисходительно, а к зачеловекам – так ваще. Потом зачеловеки занесколько десятилетий разовьются настолько, что намного обгонят людей. Конечно,они будут жить, как добрые боги среди людей, заботиться о них, следить, чтобыникто не болел, чтобы у всех было материальное изобилие, чтобы все былисчастливы. Ну, в смысле, я вот брошу все дела и начну вытаскивать из грязипьяных бомжей… ну пусть не совсем бомжей и не так уж и пьяных, но в каждом временисвое понятие пьяни и бомжей. Сейчас, правда, проблем с жильем нет, последнийзавод по выпуску алкоголя давно закрыт, простые балдеют в виртуальных мирах,заботятся кто как может о здоровье, большая часть населения прошла омоложениестволовыми клетками, так что живут при коммунизме, и носы им машины вытирают,дети если и ходят в школу, то только если им хочется, обязательного образованиянет, можно обучаться через глобальные сети, не выходя из дому, потом проходитьтестирование, если прошел, получай диплом или еще что, хочешь, иди работай ивновь повышай квалификацию, а насильно ни-ни, так что абсолютное большинство неработает и не учится…

У нас в компании зло хмыкают, читая такое, Пескарькинпожимал плечами, только Кондрашов сказал откровенно:

– Бред, но это нужный бред. Пусть так и думают. Тот, ктоготовится стать трансчеловеком, знает, как будет на самом деле, а то сероебыдло, что даже читать разучилось, пусть полагает, будто с ним будут и дальше…политкорректно.

У здания-иглы уже выстроились ведущие работники завода. Менявстретили как микадо, кланялись церемонно и чуть ли не к руке прикладывались,все-таки самый первый МЭМС получен именно в моем проектном институте, в моейлаборатории и под моим руководством. Говорят, даже похож на меня, если малостьсдвинуть фокусировку в микроскопе.

Я приветствовал всех картинно жизнерадостно, не люблю этицеремонии, тут же пригласил всех в главный зал. Вместительный лифт доставил настуда через минуту, а еще через три минуты ожидания звонок сообщил, что перваяпартия МЭМСов проходит через все контролирующие заслоны и через полчаса будетна выходе.

Кондрашов нервно потирал руки, шутил насчет духовогооркестра и охотничьих рожков, но тут он напутал, желая польстить мне, самомустарому из присутствующих: в духовых оркестрах, насколько я знаю, охотничьирожки не звучали. Хотя, может, и звучали, не уверен.

– Знаменательный день, – сказал директор медцентраторопливо.

– Это да, – согласился я. – Хорошо, прессы нет.

– Наш завод строго засекречен, – сообщил директор,будто для меня это новость. – Но там есть комната, где могутприсутствовать… виртуально. Направимся туда?

Он улыбался и выпячивал грудь, все записывается, наши лицакрупным и общим планом войдут в историю. Мое сердце колотится настолько часто,индикатор на запястье налился красным, как спелый помидор. Тревожно кольнулаэлектрическая искра, обращая внимание на цвет тревоги. Я постарался дышатьспокойнее, вроде бы все идет по заведенным еще в допотопье правилам, когдасыворотку или вакцину первыми испытывают на себе сами создатели.

На самом же деле я сравнительно здоров, активен, энергичен,бодр, много работаю, иногда могу и отдохнуть, несмотря на свои сто пятнадцатьлет, в то время как именно в этот день и час умирают сотни человек в нашемрегионе и тысячи – по всему миру. Однако же, покончив с вывихомполиткорректности, мы не бросаемся вытаскивать из дерьма всех-всех, так что мыделаем то, что единственно верно: повышаем выживаемость человеческого вида,даже если для этого надо добить наиболее слабых его представителей. Ну, этотак, для красного словца, на самом деле никого не добиваем, но и не бросаем всесилы ученых и медиков, чтобы заставить продолжать жить пьянуюнаркоманку-лесбиянку, принимающую психотропики, трижды судимую и склонную кклептомании, насилию, вспышкам бешенства и прочим вывихам.

Директор сказал торопливо:

– Мы планируем расфасовывать в мини-баллончики размером смизинец. Два-три впрыска аэрозоля в рот – этого достаточно.

– Может, – сказал я, – проще с таблетками? Вернее,в капсулах?

Директор виновато улыбнулся.

– Исследования показывают, что людям привычнее спреи.

Они с главным инженером переглянулись, стараясь сделать этонезаметно, я ощутил короткий импульс досады. Хотя я впереди большинства этихмолодых и подтянутых ребят, не заставших древние времена, но время от временипрорывается мое дремучее прошлое. На самом деле таблетки теперь под стеклом вкаком-нибудь музее, капсулы перестали глотать лет тридцать тому, а для нашеговремени это вечность.

– Хорошо, – согласился я. – Дискомфорта нужноизбегать везде, где возможно.

Все экраны показывают, как медленно открываются тяжелыезаслонки из перестроенного металла, их не прожечь даже термоядерным взрывом, вкамеру вдвигается небольшая коробочка, на мгновение все замирают, заслонказакрывается, датчики проверяют придирчиво и докладывают о надежности изоляции,затем открывается дверка с другой стороны, направленные силовые поляпередвигают коробочку по узкой трубке с множеством контролирующих приборов вследующий отсек…

Директор пояснил виновато:

– Перестраховка двенадцатикратная, так определил комитет понадзору за безопасностью. Конечно, когда-то покажется глупостью, но, чтобыуспокоить общественность…

Я покачал головой.

– Не стоит экономить на ремнях безопасности.

Они не поняли, а я не стал напоминать, что, когда появилисьэти ремни, мужчины стыдились пристегиваться, чтобы не прослыть трусами. Да и вхоккей раньше играли без шлемов и масок.

Изображение последней камеры вывели на большой экран. Мнедаже почудилось, что я вижу отдельные наномеханизмы в коробочке, но, конечно,иллюзия, наконец щелчок, поднялась тяжелая заслонка, невидимые руки выдвинулина поддон коробочку размером с женскую пудреницу. Не брякнуть бы такоесравнение вслух, из этого окружения никто не знает, что такое пудреница и какона выглядела.

Директор бережно взял в руки коробочку. Глаза сверкаютвосторгом, но лицо старается держать как можно более невозмутимым, сейчассъемки идут со всех возможных точек, момент исторический. Помедлив,торжественно передал мне двумя руками, словно вассал подает свой меч королю. Якивнул, медленно взял коробочку в руки, надо без суеты, поднял над головой инекоторое время улыбался весьма дурацки, но жизнерадостно, так принято,комильфо, как говорят в Перми.