горькой иронии. Он противопоставил богатую, успешную, воинственную Америку и бедную, скованную, мирную Германию. Гитлер успокоил США, одновременно тонко высмеивая их. Фюрер имел опыт в шифровании речи.

Белл отправил депешу Фрэнсису Деаку, другу по Гарварду, который теперь стал влиятельной фигурой в Америке. Профессор права Колумбийского университета и член Фонда Карнеги, Деак имел хорошие связи в разведывательном сообществе США [9]. Когда Белл разговаривал с ним, он разговаривал с внешнеполитическим истеблишментом США.

В дневниковой записи Белла от 19 мая есть информация о письме Деака с предупреждением о Холокосте, но, к сожалению, само письмо среди его бумаг не сохранилось. Однако Деак снова написал 27 декабря 1939 года, через три месяца после начала Второй мировой войны (но в то время, когда США еще официально оставались нейтральными). «Я не раз думал о вас с тех пор, как началась война, – писал он, – и особенно о вашей статье о нацистах, предсказание которой оказалось столь точным». То, что Деак знал тайну гитлеровского кода Холокоста, означало, что знала и Америка.

Дружба Деака с Беллом и доверие к его информации положили начало процессу осознания американцами того, с чем они столкнулись, и, вероятно, помогает объяснить, почему США решили вооружить Великобританию, даже когда Конгресс технически объявил это незаконным. (Обходные пути были найдены. Ральфу, например, удалось отправить американские патрульные корабли в канадские воды, притворившись, что это прогулочные яхты.)

Двое старых друзей из Гарварда, вероятно, продолжили разговор, поскольку в письме Деак продолжал: «Мне бы хотелось лично обсудить с вами все это, поскольку большинство наших тем не подходят для переписки». Он также попросил у Белла еще одну копию отчета – на этот раз в опубликованной версии – наверняка с намерением показать его Государственному департаменту [10].

Предупреждение Белла Деаку в 1939 году, таким образом, намного предшествует следующему известному предупреждению о Холокосте – сверхсекретному посланию в Великобританию в ноябре 1941 года от дипломата из Праги [11]. Это также помогает объяснить крайне рискованный план Деака обманом заставить Гитлера защищать Венгрию, а не Францию, от вторжения союзников в День Д в 1944 году. Практически неизвестная операция Деака «Воробей» была, пожалуй, самой опасной секретной операцией союзников за всю войну. В качестве приманки использовались трое солдат американского спецназа, сброшенные с парашютом в Венгрию. Идея заключалась в том, что нацисты захватят троих первоклассных солдат, которые не осознают, что их миссия всего лишь уловка, и убедятся, что те ведут разведку для запланированного вторжения в Венгрию. Все прошло так, как и надеялись США. Рискнуть казнить троих лучших солдат Америки было опасно. Практически немыслимо, если бы только нацисты не были маньяками – массовыми убийцами.

Рискованная ставка Деака оправдалась. Как выразился в недавно рассекреченных документах неназванный историк ЦРУ, Гитлер «проглотил наживку». Из-за «Воробья»: «Две немецкие дивизии были выведены из Франции и не смогли вовремя вернуться для борьбы против высадки в Нормандии. Начальник оперативного управления немецкого верховного командования генерал Вальтер Варлимонт вспоминал после войны, что “во время венгерской операции Западный фронт остался без единой боеспособной, полностью укомплектованной танковой дивизии в тот момент, когда вторжение могло произойти в любой момент”. Таким образом, операция “Воробей” спровоцировала ненужное немецкое вторжение в Венгрию с привлечением более 100 000 солдат, включая несколько танковых дивизий, которые были крайне необходимы в других местах» [12].

Живая приманка – трое американских солдат – были заключены в тюрьму, но пережили войну. Аллен Даллес, впоследствии глава ЦРУ, назвал Деака «интриганом». Он не ошибся. Повезло, что интриговал он ради благого дела.

Как Белл смог предупредить о столь коварном и грандиозном плане, что, по его словам, «даже самые опытные наблюдатели, кажется, были не способны понять или поверить в то, что Гитлер мог хотя бы обдумывать его, не то что поставить перед своим народом в качестве четкой цели»?

Во многом благодаря знаниям Белла о немецких воинствующих расистах, полученных, по крайней мере, еще в 1918 году, когда он впервые предупредил Роберта Бордена. И эта заслуга принадлежит феноменологии, которую он изучил вместе с Ройсом в Гарварде и Гуссерлем в Гёттингене. Феноменологическая наука требовала терпеливого, непредвзятого наблюдения за идеями, чтобы увидить намерения сами по себе. Трудность в феноменологии связана с нашей естественной склонностью вписывать новую информацию в существующие структуры. Часто это полезная привычка, которая позволяет нам свести сложность к простоте и позволяет научным гипотезам функционировать. Однако иногда что-то новое нужно понимать по-новому. Нацисты, как знал Белл, были странной новой сущностью, скрытой под глубокими слоями иллюзий. Подобно философу, сбежавшему из пещеры Сократа, Беллу нужно было раскрыть правду.

Однако канадец также знал, что часто повторяемая пропаганда может показаться многим более убедительной, чем неожиданная истина. Код Холокоста был настолько чужеродным, что Белл не знал, сможет ли убедить других поверить в его реальность. С той же самой проблемой он столкнулся, когда весной 1919 года впервые предостерег от нацистов.

Теперь, два десятилетия спустя, 15 апреля 1939 года, в скучный, холодный и неприятный день, отставной агент А12 напечатал заключительные слова своего предупреждения: «Европейская политика Гитлера, таким образом, является лишь первым этапом. “Изоляция” от беспокойства по этому поводу невозможна для любой страны, которая не слепа к тому, что написал сам Гитлер». Двумя десятилетиями ранее Белл предотвратил попытки нацистского захвата власти в Балтике, Силезии и Данциге. Теперь он надеялся предотвратить Холокост до его начала.

Он надел пальто, шляпу и перчатки и быстрым шагом направился к почтовому отделению Честера в центре города. Он держал несколько конвертов, аккуратно адресованных заслуживающим доверия редакторам газет.

20 годами ранее Белл задавался вопросом, будут ли союзники «готовы пойти на огромные уступки, на которые мы идти не хотим», ради спасения немецкой демократии. Он видел логическую невозможность, но все же осознавал этический императив. Ему все равно нужно было попытаться.

И теперь, 20 лет спустя, он столкнулся с той же проблемой. Смогут ли редакторы поверить в невероятное?

21

Последнее предупреждение

Вы, G-men[127], часто приходите и уходите, как тени.

Грант Локхед Уинтропу Беллу, 25 октября 1939 г.

Редакторы не поверили.

Они думали, что даже Гитлер не мог всерьез намереваться уничтожить все неарийские расы на земле. Согласно письму, которое Белл написал другу, несколько редакторов сказали: «Если соединить отрывки, можно получить такой вывод; но это не может действительно быть запланированной программой; эти отрывки, должно быть, представляют собой просто случайные места, где невротический темперамент Гитлера вырывался наружу, и он не постеснялся в выражениях»