версию империализма, – игры, которую Англия на протяжении веков уже освоила. Но Белл знал, что Гитлер не играл в старую имперскую игру. Он изобретал ужасную новую. Гитлер восхвалял германцев прошлого, которые 600 лет назад уничтожали «целые племена и народы». Однако его также огорчало, что такие массовые убийства были нечастыми, и иногда побежденные группы оставались жить и скрещиваться с арийскими победителями. Фюрер пообещал избежать ошибок прошлого. Вместо того чтобы позволить покоренным народам остаться в живых, что приведет к отравлению арийской крови, «Гитлер еще яснее дает понять, что в его будущей колонизации не должно быть ничего подобного».

Белл перелистнул страницу 743 «Моей борьбы». Там Гитлер прояснил план еще одним историческим намеком. Его будущее завоевание не будет «опьяняющим приключением» по образцу Александра Великого, когда Германия навязывает новые обычаи и правящий класс нетронутому в остальном народу [3]. Нет, германизация, писал Гитлер, «может осуществляться только на земле, а не на народе». Это означало, что коренное население будет просто уничтожено.

Гитлер обещал, продолжал Белл, что немцы смогут стать фермерами и оставить свои городские проблемы позади. Для иностранцев, не знавших голода, это был странный призыв, но в Германии нищета городской рабочей бедноты во время и после Великой войны была ужасающей. Только фермеры хорошо питались. Во время великого голода хорошая земля была дороже денег. В Германии было недостаточно ресурсов, чтобы нацисты могли предложить землю всем желающим, поэтому им нужно было присваивать чужую.

Белл также видел, как Гитлер публично провозгласил себя человеком мира и этой уловкой успокоил свободный мир. В некотором извращенном смысле Гитлер говорил правду. Как только немцы возьмут под свой контроль всю землю и очистят ее от неарийцев, боевых действий больше не будет. Однако в краткосрочной перспективе «процесс будет кровавым» [4].

Белл знал, что некоторые люди проигнорировали «Мою борьбу» как продукт юношеского бунта. Но даже сейчас, когда Гитлер играл роль ответственного государственного деятеля, другие ведущие нацисты по-прежнему придерживаются того же кода Холокоста. Заговор всемирного геноцида не был «мечтой о каком-то туманном будущем». Вместо этого, как сказал Белл своим читателям, «его активное начало было объявлено безотлагательным практическим проектом» [5].

Затем Белл сменил позицию и стал рассуждать с точки зрения самодовольного североамериканца, выступающего за «изоляцию»[125]. В конце концов, широкий океан защищает от чисто «европейских» проблем. Но Белл показал, что самоуспокоенность не сработает, потому что Гитлер настаивал на скором «мировом решении, в результате которого возникнет единая сила: одна-единственная раса, доминирующая на земном шаре» [6]. Если бы Гитлер победил, Холокост в конечном итоге нашел бы своих жертв в таких местах, как Торонто, Нью-Йорк, Пекин и Найроби. Это будет не быстрый процесс, но история показала, что Гитлер уже начал собирать информацию о своих расовых врагах за океаном [7].

Беллу было совершенно бесполезно в одиночку купаться в своих знаниях об окончательном плане Гитлера. Среди его влиятельных друзей из разведки был Морис Ханки, которого Уинстон Черчилль назначил в свой Военный кабинет, и генерал Нил Малкольм, эксперт по Германии, который был главным деятелем разведки в Чатем-хаус в Лондоне. У него также были важные контакты в Канаде, такие как Джеймс Ралстон, будущий министр обороны Канады, и полковник О. М. Биггар, который станет сопредседателем Канадско-американского постоянного объединенного совета по обороне во время Второй мировой войны.

А брату Белла, Ральфу, одному из самых важных бизнесменов Канады, доверяли высшие военные и политические лидеры. Во время войны Канада призвала Ральфа помочь возглавить индустриальную часть борьбы с нацизмом, в 1940 году назначив его начальником Главного управления по авиастроению. Среди влиятельных контактов Ральфа были К. Д. Хау[126], вскоре призванный на службу в качестве министра боеприпасов и снабжения Канады в военное время, и лорд Бивербрук, канадец и коллега по флоту, который впоследствии будет министром авиастроения Соединенного Королевства.

Но Белл знал, что помимо людей в разведке, как и в 1919 году, ему необходимо донести информацию до общественности через прессу.

Хейзел и Ральф были первыми, кто прочитал черновик предупреждения Белла о Холокосте. В четверг, 6 апреля Ральф организовал встречу между своим братом и министром сельского хозяйства Джеймсом Гардинером, который вскоре станет министром национальной военной службы Канады. Практически наверняка Гардинер знал, что Белл был лучшим секретным агентом Канады и Великобритании в Германии и советником премьер-министров. Белл смог через Гардинера дать официальной Британии первое конкретное и подробное предупреждение о плане Гитлера относительно Холокоста [8].

Положение Гардинера во время войны значительно изменилось по сравнению с должностью министра сельского хозяйства. Нет никаких сомнений в том, что предупреждение Белла дало ему пророческую информацию, которая помогла занять важное место. Те политики, которые первыми предостерегали против нацистов, такие как Гардинер в Канаде и Черчилль в Англии (информированные Беллом в 1919 году), быстро получили повышение, как только агрессия Гитлера стала очевидной. Если бы союзники были совершенно не готовы, история сложилась бы гораздо хуже.

На следующий день Уинтроп посетил Галифакс, чтобы встретиться с Ральфом. Он плохо спал и проснулся к мокрому снегу. Ральф послал за братом машину с водителем из элегантного отеля Lord Nelson на Саут-Парк-стрит, где у семьи Белл был собственный номер. Два брата позавтракали и обсудили, как направить редакторам газет предупреждение о Холокосте, чтобы «сохранить секретность», как написал Белл в своем дневнике.

Почему Беллы хотели сохранить тайну? Наиболее вероятный ответ: это была опасная игра – первым взломать секретный код нацистов. Агенты гестапо действовали и в Северной Америке, и если бы они узнали о Белле, их следующим логическим шагом было бы его убийство. Холокосту требовалась скрытность, и нацисты не позволили бы ни одному человеку встать на пути к победе.

Неделю спустя, в скучную, холодную и неприятную субботу, 15 апреля Белл услышал по радио новости об обращении Рузвельта к Германии и Италии с просьбой о мире, которое включало в себя обещание мира на 25 лет. С точки зрения Гитлера, это было оскорбительное предложение. Его требованием было тысячелетнее господство Германии как единственной державы в мире. Но Гитлеру нужно было действовать тонко. Он еще не мог вторгнуться в США.

В пятницу, 28 апреля 1939 года, в «прекрасный» день, Белл проснулся в 6:45 утра, чтобы послушать радиопередачу речи Гитлера в рейхстаге. Речь была, как Белл сообщил в своем дневнике, «наименее захватывающим выступлением, которое я когда-либо слышал от него». Гитлер, вероятно, был расстроен мирным предложением Рузвельта, но ему нужно было сохранять осторожность, чтобы не вызвать враждебность Америки. Гитлер был менее громким, чем обычно, и полон