Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказавшись в кабине «Апача», мы включали кондиционер, надевали бронежилеты и застегивали ремни безопасности. Я включал одну из четырех раций, узнавал подробности миссии, вводил координаты GPS в бортовой компьютер. Когда вы летите на «Апаче» в первый раз, предстартовая проверка занимает час, если не больше. После нескольких недель в «Бастионе» мы с Дэйвом осуществляли проверку за восемь минут. Но все равно чувство было такое, что проверка длится целую вечность.
Наш вертолет всегда был тяжелым. Баки заполнены горючим до краев, полный комплект снарядов, а еще - достаточно 30-миллиметровых, чтобы превратить многоэтажное бетонное здание в швейцарский сыр. Мы чувствовали, что всё это тянет нас вниз, привязывает к земле. Во время своей первой миссии, ВСП, меня возмутило это чувство, контраст между срочностью нашей миссии и земным тяготением.
Помню, как мы прочесали каждый дюйм стен «Бастиона» из мешков с песком, не отлынивали от работы, чтобы больше к этому не возвращаться. У нас еще хватало работы, еще много жизней нужно было спасти. А через несколько секунд включилась световая сигнализация. «АНГЛ ЧИПСЫ».
Это значило: «Немедленно приземляйтесь».
Черт. Мы должны приземлиться на территорию талибана. Я вспомнил Бодмин-Мур.
А потом я подумал...может быть, мы могли бы просто проигнорировать световую сигнализацию?
Нет, Дэйв уже повернул вертолет обратно к «Бастиону».
Он был более опытным пилотом, чем я. Он отслужил уже три срока и знал об этих световых сигнализациях всё. Некоторые можно игнорировать - они мигали всё время, и нужно было просто выключить предохранитель, чтобы сигнализация заткнулась. Но не в этот раз.
Мне хотелось смухлевать. Хотелось мчаться вперед. Я был готов рискнуть разбиться, попасть в плен - что угодно. Кто с доблестью дружен, тем довод не нужен, как сказал прапрадед Фли или Теннисон. Кто бы ни сказал. Цель: нарушить приказ.
52.
Прежде я не понимал в полной мере, насколько высокая у «Апача» скорость.
Обычно мы парили над районом направленного воздействия на цивилизованной скорости в 70 узлов. Но часто, спеша к цели, мы разгонялись до 145-ти. А когда только взлетали, скорость, кажется, была в три раза выше. Какая привилегия, думал я, наслаждаться этой необузданной мощью и заставлять ее работать на нас.
Сверхнизкий полет являлся стандартной рабочей процедурой. Так талибам было сложнее заметить, что вы приближаетесь. Но, увы, местным ребятишкам было проще швырять в нас камни. Они швыряли в нас камни всё время. Дети, бросающие камни - вот примерно и все средства ПВО талибов, не считая нескольких российских SAM.
Проблема была не в том, чтобы скрыться от талибов, а в том, чтобы их найти. За четыре года, с тех пор, как я проходил службу в первый раз, они научились ускользать намного лучше. Люди адаптируются, но лучше всего они адаптируются на войне. Талибы точно вычисляли, сколько у них остается минут от первого контакта с нашими войсками до появления на горизонте конницы, их внутренние часы были точно выверены: они пытались выстрелить в как можно большее количество людей, а потом убегали.
Прятаться они тоже научились лучше. Могли безо всяких усилий незаметно прийти в деревню и раствориться среди мирного населения, или испариться в своей системе туннелей. Они не убегали - это было что-то намного более туманное и мистическое.
Но мы не отказывались от поисков так легко. Мы летали кругами, петляли туда-сюда, иногда - по два часа. (Через два часа у «Апача» заканчивалось топливо.) Иногда после двух часов поисков мы всё равно не хотели сдаваться. Поэтому заправлялись снова.
Однажды мы заправлялись три раза и провели в воздухе в общей сложности три часа. Когда мы вернулись на базу, ситуация была аховая, поскольку у меня закончились запасы мешков для сбора мочи.
53.
Я первым из своей эскадры нажал на спусковой крючок в гневе.
Помню ту ночь так же хорошо, как все остальные в своей жизни. Мы находились в палатке VHR, зазвонил красный телефон, мы побежали к самолету. Мы с Дэйвом быстро прошли проверку перед полетом, я узнал подробности миссии: один из ближайших к «Бастиону» контрольных пунктов подвергся ружейно-пулеметному обстрелу. Нам нужно было добраться туда как можно скорее и выяснить, откуда стреляют. Мы поднялись в воздух, перелетели через стену, приняли вертикальное направление и взлетели на высоту пятнадцать тысяч футов. Несколько мгновений спустя я направил ночной прицел в район цели. Вот!
Восемь стрелявших на расстоянии восьми километров. Тепловой след - появляется там, где был контакт.
Дэйв сказал:
- Должно быть, это - они!
- Да, патрули союзников здесь не ходят! Особенно - в это время.
- Давай убедимся, что за стеной нет патрулей.
Я позвонил авианаводчику. Тот подтвердил: никаких патрулей.
Мы пролетели над восемью стрелявшими. Они быстро разбились на две группы по четверо. Расположившись равномерно, медленно шли по дороге. Это наша система патрулирования - неужели они копируют нас?
А теперь они вскочили на мопеды, кто-то - по двое, кто-то - один. Я сообщил на пункт контроля, что мы видим все восемь целей, запросил разрешение открыть огонь. Получение разрешения являлось обязательной процедурой, кроме случаев самозащиты или непосредственной опасности.
Под моим сидением была 30-миллиметровая пушка, а еще - два «Хеллфайера» на крыле, 50-килограммовые управляемые снаряды, которые можно оснащать различными боеголовками для уничтожения приоритетных целей. Кроме «Хеллфайеров», у нас было несколько неуправляемых зенитных ракет, на нашем «Апаче» - стреловидные. Чтобы выпустить стреловидную ракету, нужно было наклонить вертолет под определенным углом, и только тогда вылетало облако стреловидных поражающих элементов. Вот чем фактически была стреловидная ракета - смертоносным взрывом восьми 5-дюймовых вольфрамовых дротиков. Помню, в Гармсире я слышал, что нашим пришлось собирать талибов по кускам с деревьев после прямого попадания стреловидной ракеты.
И мы с Дэйвом готовы были выпустить эту ракету. Но разрешение никак не поступало.
Мы ждали. И ждали. И ждали. И наблюдали. как талибы разъезжаются в разные стороны.
Я сказал Дэйву:
- Если я потом узнаю, что один из этих парней ранил или убил одного из наших после того, как мы позволили ему уйти...
Мы следили за двумя мотоциклами, наблюдали, как они едут по ветреной дороге.
И вот они разделились.
Мы выбрали один из мотоциклов и начали следить за ним.
Наконец, нам ответили с контрольного пункта:
- Лица, за которыми вы следите...где они сейчас?
Я покачал головой