Я опять же помалкивал, с моей точки зрения перестройка телначалась куда раньше, чем сегодняшнее вживление в тело чипов. Я сам участвовалв движении бодибилдеров: не шибко активно, правда, но все-таки исправилвогнутую грудь сперва на плоскую, а потом и вовсе выгнул, обрастил малостьмускулами, так что не стыдно было раздеться на пляже. Да вообще любой спорт ужеменяет тело, не говоря уже о целенаправленных фитнесах, шейпингах.

Потом пошла мода на пластические операции.

Да что там бодибилдинг, еще до его появления было замечено,что бедные слои населения чаще всего страдают излишней полнотой, а миллионеры иаристократы – худые, поджарые, как будто недоедают. Но если правду, томиллионеры и просто состоятельные люди в самом деле едят намного меньше, чембедные. И сил тратят больше: если бедные при каждом удобном случае –посидеть, а то и полежать с баночкой пива, то состоятельный человек исходитпотом на беговой дорожке или сайклинге, поднимает тяжести, изнуряет себя насиловых тренажерах.

Когда-то все устаканится, но пока что каждый чип, которыйимплантируешь в тело – даже не в кость, а просто под кожу! – источникбеспокойства и постоянной заботы. Не отторгнется ли, не закапсулирует ли егоорганизм, стараясь изолировать как чужеродное тело, и, хуже того, не станет лиисточником опасной опухоли или опасных изменений в организме.

Те, кто не ввел чипы, чувствуют себя спокойно и посмеиваютсянад нами, зачипенными, однако всякая палка о двух концах: выбрав спокойствие,они потеряли в оснащенности. Мы превосходим их по всем важным показателям: всюновейшую информацию ловим на лету, в любой момент получаем консультации, да исо здоровьем у нас не в пример лучше. Правда, как раньше не знали, какиедобавки приведут к долголетию, а какие к раку, и потому изнуряли себяпостоянными контрольными анализами, так и сейчас не знаем, как поведут себячипы дальше, приходится постоянно проверять, как работают, одни удалять, другиезаменять, долго привыкать, все-таки инородное тело, даже простую пломбу в зубечувствуешь несколько дней, а тут целую горошинку под кожей…

Самые отважные или жадные, я один из них, при необходимостиставили сразу в кость, так болезненнее и опаснее, зато проще потом в работе. Иснова мучительные тесты, проверки, анализы. Все новое, не опробованное задолгие годы на других. Мы и есть эти другие!

Аркадий и Жанна, Леонид и Михаил с женами, как и все моидрузья из того теплого мира, в который меня ввела Каролина, этот новыйстрашноватый мир так и не приняли. Не то чтобы категорически отвергли, этотолько Аркадий был категоричен, но все же не приняли. Милые хорошие люди. Умеютпользоваться столовыми приборами, разговаривают о Высоком. Хорошие люди. Жаль,намертво прикованные к тому миру, сдвинуть их ничто не может. Может быть, менябы тоже ничто не сдвинуло…

Новыми друзьями постепенно обзавожусь на работе. Не старалсяими обзавестись, держался нелюдимо и обособленно, но общая работа все жеспаяла, начал чувствовать себя как в большой семье, где у всех свои тараканы вголовах, но не предадут, помогут, поддержат, а самое главное – все смотрятв ту же сторону, что и я.

Да, для меня это оказалось важнее всего, что смотрят в томже направлении, смотрят с любопытством и ожиданием, с жаждой приблизить этострашноватое и прекрасное завтра. В мои первые заместители постепенновыдвинулись Кондрашов и Пескарькин, все получилось как-то само собой, онивсегда брали на себя львиную часть работы, делали ее быстро и с удовольствием,а так как я сам такой, то со временем просто велел повысить им оклады изачислить в заместители с присвоением всех корпоративных льгот, положенных порангу.

Правая рука – Кондрашов, крепкий мужик, хотя вообще-тодоктор наук, но со смоляной бородищей, недлинной, но охватившей его лицо отглаз до горла, из-за нее всегда казался больше похожим на разбойника, чем навеликолепного девайсиста, а левой рукой постепенно стал неприметный и вообщебесцветный Пескарькин, универсальный гаджетист, у него даже брови и векисовершенно никакие, из-за чего лицо кажется безбровым, а синие глаза смотрятсяособенно ярко.

Они успевали работать не меньше меня, но сегодня Кондрашов,присмотревшись, как я себя истязаю, порылся в карманах и поставил передо мнойна стол темную коробочку. Щелчок по крышке заставил стенки стать зелеными, аеще один – прозрачными. Я рассмотрел сотни крохотных шариков.

– Допинг? – спросил я.

Кондрашов возмущенно замахал руками.

– Шеф, ну и слова какие-то откапываете!.. Какой допинг?Кофе, который жрете, тоже допинг! Это даже не транквилизатор.

– Ну-ну, а что же?

– Так, пустячок, легкий транквилизатор, – сказал онгордо. – Одну штучку – и сутки никакой скуки! Бодр и весел! Можнопринять большую – на семь дней, а есть даже помесячные. Там сложная схемамолекул, все рассчитано!

Я осмотрел флакон, он все менял цвета под моими пальцами,пока не стал серебристым, отражающим свет, как в зеркале, по стенкам побежалиголографические картинки, совсем уж излишество, только удорожающее сам продукт.

– Глотать? – спросил я.

– Нет, под язык. Желудочный сок враз разрушит, а таквсосется целым.

Пескарькин поддакнул:

– Да, шеф, берите! Я пользуюсь, доволен, как три слона вЛувре.

Я взвесил флакон на ладони, вздохнул, вернул.

– Увы, нельзя мне.

– Почему? – спросил Кондрашов в великомудивлении. – Абсолютно безвредные!

– Потому и вредные, – ответил я сварливо. – Нет,ребята, я – человек старых замашек.

Кондрашов сказал жалостливо:

– Да? А мы считали вас самым продвинутым. На вас равнялись.А вы отступаете назад к этим, как их, простым людям, да?

Они смотрели с таким сожалением, словно я только чтопризнался в слабоумии, я сказал, защищаясь:

– Ребята, я вас тоже люблю. Но нельзя мне быть… внастроении. Маяковский сказал: «Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, простоглуп». Хорошо, что вы постоянную ясность и хорошее настроение получаете спомощью вот этих снадобий, но мне – нельзя.

Кондрашов покачал головой.

– Шеф, я же вижу, вы не просто скучаете! Скоро начнетеблевать от этой работы! А так будете довольны, как три пескарькиных слона вливрее.

Я развел руками.

– Что поделать… раз на раз не приходится. Сегодня работа наредкость скучная. Надо поскорее закончить да взяться за что-то поярче.

Он принял пузырек обратно, тот изменил форму и сталминиатюрной фляжкой с завинчивающейся крышкой. Спросил уже без надежды:

– А может быть, хоть одну? На сегодня?

– Не могу, – признался я. – Слабый я, братцы.Хлебну разок, захочу еще… Это как с алкоголем. Считайте, что мне в задницувшита ампула. Ну, закодирован я… Эх, уже и слова такие позабыли! Словом, мнелучше поскучать.