Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом ушли.
Включили атональную музыку. Словно разъяренный двухлетка терзает скрипку.
- Что это?
Голос ответил:
- Тишина!
Я убедился, что музыка - не запись, это играл настоящий ребенок, вероятно, тоже находящийся в плену. Господи, что он делал с этой скрипкой? И что они делали с этим ребенком?
Мужчины вернулись. Теперь они взялись за Фила. Изучили его аккаунты в социальных сетях, узнали всё про него, и теперь начали говорить о его семье, о его девушке, его это испугало. Удивительно, как много они знали. Как люди, с которыми ты абсолютно не знаком, могут так много о тебе знать?
Я улыбнулся:
- Добро пожаловать в клуб, дружище.
Я воспринимал это всё не очень серьезно. Один из мужчин схватил меня и прижал к стене. На нем была черная балаклава. Предплечьем придавил мне шею и начал цедить слова. Прижал мои плечи к бетону. Приказал мне отойти на три фута от стены, поднять руки над головой, все десять пальцев прижать к стене.
Неудобная поза.
Две минуты.
Десять минут.
Плечи начали затекать.
Я не мог дышать.
Вошла женщина. На ее лице была шема. Она что-то долго говорила. Я не понимал. Не мог сосредоточиться.
Потом понял. Мама. Она говорила о моей матери.
- Твоя мать была беременна, когда умерла, да? Твоим братом? Мусульманским ребенком!
Я заставил себя повернуть голову и посмотреть на нее. Ничего не говорил, но взгляд мой кричал:
- Ты это делаешь для моего блага или для своего? Это - упражнение? Или это для тебя - дешевое зрелище?
Она ушла, хлопнув дверью. Один из наших тюремщиков плюнул мне в лицо.
Мы услышали звуки выстрелов.
И вертолет.
Нас потащили в другую комнату, а потом кто-то крикнул:
- А вот и оно - последнее задание!
Потом был разбор полетов, во время которого один из инструкторов как-то натужно извинился за то, что персонал говорил о моей матери:
- Было сложно найти что-то, знание о чем могло бы вас шокировать.
Я не ответил.
- Мы чувствовали, что вам нужно устроить проверку.
Я молчал.
- Но всё зашло как-то слишком далеко.
- Довольно честно.
Позже я узнал, что двое других солдат, подвергшихся этому испытанию, сошли с ума.
46.
Только я пришел в себя после Бодмин-Мура, как получил сообщение от бабушки. Она хотела, чтобы я полетел на Карибы. Двухнедельное турне в честь шестидесятилетия ее пребывания на троне, мое первое официальное турне в качестве ее представителя.
Странно, что меня вызвали так неожиданно, просто по щелчку пальца, оторвали от армейских обязанностей, особенно - накануне назначения.
А потом я понял, что это совсем не странно.
В конце концов, она была моим командиром.
Март 2012 года. Я полетел в Белиз, ехал из аэропорта на свое первое мероприятие по дорогам, вдоль которых стояли толпы, все размахивали транспарантами и флагами. На первой остановке и на всех последующих я пил за бабушку и за тех, кто меня пригласил, самодельный алкоголь, и не раз станцевал местный танец под названием пунта.
Кроме того, я впервые попробовал суп из коровьего копыта, ударивший мне в голову еще сильнее, чем домашние спиртные напитки.
На одной из остановок я крикнул толпе: «Unu come, mek we goo paati». На креольском это значит: «Давайте устроим вечеринку». Толпа как с ума сошла.
Люди смеялись и выкрикивали мое имя, но многие кричали имя моей матери. На одной из остановок дама обняла меня и расплакалась: «Сыночек Дианы!». И упала в обморок.
Я посетил заброшенный город под названием Ксунантуних. Гид сказал мне, что много веков назад это была процветающая столица майя. Я взобрался на каменный храм Эль-Кастильо, украшенный изящной резьбой иероглифов, фризов и лиц. На вершине храма кто-то сказал, что это - самая высокая точка в стране. Вид был ошеломляющий, но я не удержался и посмотрел под ноги. Под ногами были кости бесчисленного множества мертвых правителей майя. Вестминстерское аббатство майя.
На Багамах я встречался с министрами, музыкантами, журналистами, спортсменами и священниками. Посещал церковные службы, уличные фестивали, правительственный обед, и выпил еще больше тостов. Поплыл на остров Харбор, катер сломался и начал тонуть. Когда наш катер набрал воды, мимо проплывал катер прессы. Мне хотелось ответить: «Нет, спасибо, ни за что на свете», но выбор был - присоединиться к ним или добираться вплавь.
Я встретился с Индией Хикс, папиной крестницей, одной из маминых подружек невесты. Она гуляла со мной по пляжу острова Харбор. Песок был ярко-розового цвета. Розовый песок? Я просто окаменел. Не совсем неприятное чувство. Она объяснила мне, почему песок розовый, какое-то научное объяснение, которое я не понял.
Однажды я посетил стадион, полный детей. Они жили в жалкой нищете, каждый день преодолевали трудности, но меня встречали, радостно смеясь и ликуя. Мы играли, танцевали, немного побоксировали. Я всегда любил детей, но с этой группой чувствовал даже еще более тесное родство, потому что недавно стал крестным сына Марко Джаспера. Большая честь. И, как я надеялся, важная веха в моей эволюции как мужчины.
В конце визита багамские дети столпились вокруг меня и вручили мне подарок. Громадную серебряную корону и огромный красный плащ.
Один ребенок сказал:
- Для Ее Величества.
- Я прослежу, чтобы она получила этот подарок.
По пути со стадиона я обнял многих детей, а летя на самолете к следующей остановке, с гордостью надел их корону. Она была размером с пасхальную корзину, и мои сопровождающие начали истерически смеяться.
- Сэр, выглядите, как полный идиот.
- Возможно. Но я собираюсь надеть эту корону на следующей остановке.
- О, сэр, пожалуйста, только не это!
Так и не знаю, как им удалось меня от этого отговорить.
Я прилетел на Ямайку, подружился с премьер-министром, пробежал наперегонки с Уссейном Болтом. (Я выиграл, но смошенничал). Танцевал с женщиной под песню Боба Марли «Одна любовь».
»Давайте соберемся все вместе, чтобы победить этот чертов Армагеддон (одна любовь)».
Кажется, на каждой остановке я сажал одно или два дерева. Королевская традиция, но я ее немного видоизменил. Обычно, когда приезжаешь посадить дерево, дерево уже на площадке, а ты просто бросаешь в ямку церемониальную горсть земли. Я настоял на том, чтобы на самом деле посадить дерево, засыпать корни и полить его водой. Людей шокировало это нарушение протокола. Им это показалось радикальным.
Я сказал им:
- Просто хочу убедиться, что дерево будет жить.
47.
Когда