Надо думать лишь о том, что ей необходимо знать. Hапример, оСанькиной жизни. Кажется, он в безопасности. И, кажется, не только дозавтрашнего утра. И еще можно подумать о своей жизни… которая неразрывносвязана с Санькиной. Получается, она должна Бога благодарить за то, что в силахоблегчать Санькины припадки. Да и за эти самые припадки, выходит, должнаГоспода благодарить…

У нее задрожали руки – от слабости, от облегчения, отвнезапно нахлынувшего стыда за это облегчение. И тотчас появился страх: ни вкоем случае нельзя допустить, чтобы Рэнд догадался, о чем она думает. Какова быни была подноготная поступков Рэнда, пусть не подозревает, что Марьяна пытаетсяпостигнуть их смысл. Пусть лучше пребывает в уверенности, что она вообще неспособна думать!..

Она взглянула на Рэнда и заметила, что он смотрит на еедрожащие руки. Марьяна спрятала руки за спину, надеясь, что он зафиксирует этодвижение, решит, будто она стыдится своего страха… И, кажется, Рэнд поверил.

– Будешь умницей – останешься жива, – сказал он. – Bсетолько от тебя зависит, можешь мне поверить!

– Но я же ниче… – Марьяна осеклась – дверь за спиной Рэндараспахнулась, и в комнату ворвался возбужденный Салех.

– Рэнд! Скорее! Их…

Рэнд повернулся на каблуках. Его кулак молниеносно взлетелвверх и с чавканьем врезался в челюсть не успевшего увернуться Салеха. Арабвылетел в коридор. Ключ в замке скрежетнул, как скрежещут зубы – яростно, крошаэмаль…

Марьяна прижала руки к груди, пытаясь отдышаться. Но сейчасбыло не до прошлых страхов!

Почему Рэнд ударил Салеха? Наказал за пакостные намеки? Или…или за то, что Салех чуть не проболтался? Что он хотел сказать?

«Скорее! Их…»

Марьяна кинулась к окну, однако там густо топорщилсякустарник да мерно пощелкивали по бетонной дорожке каблуки охранника. Онаподошла к двери, приникла ухом, изнывая от беспокойства. И вдруг вывалилась вкоридор, потому что дверь сначала медленно поддалась, а потом так резко распахнулась,что Марьяна только чудом удержалась на ногах.

Мгновение она недоверчиво смотрела на четырехгранный брусок,выдвинувшийся из замка. Рэнд, а может, Салех – кто-то из них очень торопилсязакрыть замок, а потому не прижал как следует дверь. Ну да – Рэнд был взбешен,Салех – напуган. И тут же оба со всех ног бросились туда, где какое-то«скорее»…

Марьяна взглянула в манящую глубину неосвещенного коридора итолько сделала шаг, как кто-то зашаркал за поворотом. Она даже оскалилась сдосады – и тут же мысленно стукнула себя по лбу. Что, уже бежать собралась?Одна?.. А Саньку забыла? И далеко бы ты убежала – без разницы, с ним илиналегке? Удача твоя – незапертый замок – случайность, причем мимолетная. Влюбое мгновение тот, кто топчется за углом, заглянет сюда – и… И что?Пристрелит при попытке к бегству? Ведь может статься, твои домыслы овозможности остаться в живых – совсем не обязательное условие в игре Рэнда! Нонеужто, неужто нельзя воспользоваться мгновением свободы?!

Она оглянулась – и увидела высокое, в рост человека, окнопочти рядом с дверью.

Припав к стене, чтобы не заметил чей-нибудь острый глаз сулицы, Марьяна осторожно, бочком приблизилась и, вытянув шею, вгляделась сквозьстекло.

Оно выходило во двор. Вот ворота – закрыты, рядом стоитсеребристый «Патрол». Рэнд ходит вокруг, с явным неудовольствием пиная колеса.Покрышки жалеет, что ли? Хотя… с чего это Марьяна взяла, будто Рэнд недоволен?!

Вот он вскинул голову – луч фонаря над будкой охранника (ох,уже совсем вечер, уже и фонари зажгли!) упал на его лицо, и у Марьяны вскачьпонеслось сердце при виде буйной радости, исказившей черты Рэнда. Он рванулзадние дверцы фургона – просто так, голыми руками рванул! – и они распахнулись.Рэнд мгновение постоял, алчно вглядываясь во что-то, невидимое Марьяне. А ейбесконечным, мучительным показалось это мгновение – до того, что пришлосьсердце руками зажать. Что он видит там, этот волк? Какую чует добычу?..

Рэнд посторонился, сделал быстрое движение рукой, будто звалкого-то: иди, иди сюда! И поспешно посторонился, когда из машины вывалилосьчье-то тело.

Вылетело оно стремительно – могло показаться, будто человекхотел выскочить, но споткнулся и рухнул вниз лицом, да так, что не смогподняться. Но уже в этом полете видно было: нет, не человек. Именно тело –безвольное, мертвое…

Рэнд подошел, носком башмака приподнял голову. Уронил. Пнулв щеку – голова мотнулась.

Махнул рукой – из машины выбрались два араба и вышвырнуливторое тело. Рэнд и его голову пнул башмаком. Хлопнул в ладоши: давайте, мол,третьего…

– Витька… – прошелестела Марьяна. – Виктор, Женечка!..

Эти двое там, на дорожке, эти мертвые, выброшенные измашины, – она знала их, она узнала их сразу. И теперь остановившимися глазамиследила за возней внутри «Патрола».

Третьего не вышвырнули – выволокли под руки. Голова егомоталась из стороны в сторону. Русая голова, влажные от крови и пота кудрявыеволосы.

Марьяна с такой силой зажала рот, что ощутила соленыйкровавый привкус. Все поплыло перед глазами. Она резким взмахом утерла слезы,жадно ловя каждое движение человека, который пытался удержаться на ногах, струдом поднимая голову.

Рэнд подошел, заглянул в его лицо – и вдруг резким ударом вживот заставил пленника согнуться. Потом занес руки над поникшей головой иобрушил на пленника сомкнутые в «замок» ладони.

У Марьяны подогнулись ноги. Она упала на колени в то самоемгновение, когда Григорий рухнул на тела убитых.

Рэнд усмехнулся, потом что-то сказал. Из «Патрола» выскочилидвое; подхватили Григория под руки – голова его повисла, ноги цеплялись забетонные плитки, – потащили в глубину сада. Марьяна всматривалась до рези вглазах и смогла разглядеть какое-то низенькое строение. Не то флигель, не тогараж, не то еще что-то. И еще она увидела, как прибежал Салех с двумяогромными черными пластиковыми мешками в руках. Через минуту их, уже с мертвымгрузом, поволокли вслед за Григорием.

«Патрол» заехал за дом. Рэнд и Салех куда-то ушли. Площадкапод окном опустела, а Марьяна все так же стояла на коленях, впившись зубами владонь, и смотрела, смотрела неподвижным взглядом на серые фигурные плиты,которые чередовались с пластами ухоженной изумрудной газонной травы.

* * *