Ну, Марьяна скорее всего о нем никогда не узнает. И отБориса теперь ничего не добьешься: вон как упорно молчит! Понял, что едва несболтнул лишнего. А может быть, утешила себя Марьяна, и не знает он большеничего. Это все зависит от степени доверительности Рэнда. Ну кто ему Борис?Всего лишь друг? Так ли болтливы мужики с друзьями, как с любовницами и женами?Впрочем, когда она была женой Бориса, тот не особо баловал ее своимиоткровениями, она никогда не знала, что таится в его душе.

От воспоминаний так вдруг сжалось сердце, что у Марьянызадрожали руки. К счастью, Санька выхлебал пиалу почти до дна, ничего нерасплескалось.

Мальчишка откинулся на подушку:

– Я теперь посплю, а, Маряша?

– Конечно!

Санька взял ее за руку и чмокнул в щеку.

Марьяна поцеловала его в ответ.

– Спать как хочется, – прошелестел Санька.

– Спокойной ночи, моя радость, – отозвалась Марьяна. НоСанька уже ничего не слышал: уснул – как в воду упал!

Борис сделал резкое движение, и Марьяна в испуге вскинулаглаза.

Ох, какое у него лицо! Как заострились черты! Как он вдругпостарел…

Очевидно, Борису неприятен был взгляд Марьяны, потому что онвдруг двинулся к выходу.

– Подожди! – безотчетно, не подумав, окликнула его Марьяна.– Борис, подожди, ради Бога!

Борис обернулся, вскинул брови. Однако лицо и голоспо-прежнему были ледяными.

– Что такое? – спросил он.

– Побудь со мной немножко, – с мольбой прошептала Марьяна. –Поговори со мной! Ты не представляешь, как страшно одной! Ты не представляешь,что это такое – каждую минуту ждать смерти!

– Я… не представляю? – прохрипел Борис, и Марьяна с ужасомпоняла, что в его глазах, обращенных к ней, вспыхнула самая настоящаяненависть. Она даже отпрянула, но Борису опять удалось взять себя в руки. –Хо-ро-шо, – промолвил он, почти не размыкая губ. Потом обернулся к Салеху: –Побудь за дверью. Мне Рэнд велел кое о чем потолковать с этой девочкой, такчто… иди.

Физиономия Салеха привычно исказилась двусмысленнойухмылкой. Однако он тотчас спохватился и без возражений отступил за дверь,конечно же, опять струхнул.

Марьяне сразу стало легче.

– Спасибо тебе…

– Не за что, – буркнул Борис. – И, кстати, давай сразудоговоримся: о делах Рэнда я ничего не знаю. С тех пор как он привез меня изРоссии, я стараюсь держаться в стороне. Так что не трудись выспрашивать. Виделя ваши бабьи лисьи хитрости! – Голос его сорвался.

Да, отметила Марьяна, Борис изменился… изменился! Ондействительно ненавидит ее, но не потому, что она – Марьяна Корсакова-Лепская –его бывшая жена. Он ненавидит ее как женщину. Он ненавидит всех женщин. И ктоможет осудить его за это? Только не она, подумала Марьяна, вспомнив черныеосколки стекла, окрашенные кровью.

Между тем Борис снова взял себя в руки.

– Так что заруби себе на носу: я не источник информации. Ятебя как увидал вчера – подумал: все, глюки начались. Не представлял, что ты вэто замешана. Думаю, Рэнд не хотел, чтобы я хоть что-то знал… да и как он могпредположить, что мы с тобой, так сказать, были близко знакомы? – Борисухмыльнулся. – И не стоит ему об этом говорить, поняла? Мы, конечно, с нимблизкие друзья, он для меня на все готов, как и я для него… но у него-то никтоне отбил охоту к женщинам! Каково ему будет узнать, что его друг – простоевнух? – Он сорвался на визг, однако тотчас овладел собой. – Я, собственно,пришел тебя об этом предупредить. Не хочется угрожать, конечно, однако…

Борис многозначительно помолчал.

– Pазумеется, я рад, что тебя еще не тронули… не то что ту,другую. Я, правда, ничего не видел, но, говорят, ребята даже притомилисьмалость.

– Лариса?! – ахнула Марьяна, стиснув руки у горла.

Красивые надменные черты Бориса исказились.

– Hе знаю я, как ее зовут! И знать не желаю! Не хочу я еевидеть. И тебя тоже. Ничего не хочу о вас знать, не хочу!

Голос его истерически зазвенел, руки затряслись. Исовершенно неосознанно Марьяна поступила с ним так, как поступила бы с Санькой:вскочила, подошла, ласково взяла за руку и шепнула:

– Ну что ты? Ну что, Боречка?

Он глядел на нее в изумлении. В глазах его появились слезы.Впрочем, они тотчас высохли, взгляд сделался острым, недобрым.

– Что, говоришь? Не строй из себя дуру, небось не забыла…

– Hе забыла, – опустила голову Марьяна. – Только за что тыменя винишь? Думаешь, мне легко тогда было – сидеть связанной в темной комнатеи смотреть, как ты с ними, будто на сцене…

– Я – с ними? – тихо спросил Борис. – Или они – со мной? А?Ну скажи! Кто с кем все-таки? Если ты все видела – значит, все знаешь!

– Они с тобой, – вскинув голову, сказала Марьяна, чувствуяво рту вкус крови и желчи. – Hо сначала… мне показалось, что…

Она осеклась.

Борис крепко зажмурился. Потом провел ладонью по лицу,словно сдирая гримасу боли. Однако прежнее надменное и невозмутимое выражениеуже не вернулось.

– Ну да, – сказал он очень тихо. – Что это я? Ты ведь ничегоне знала. Видела только то, что видела. Ну уж такой твой муж был игристыйблядун, что сразу, вот прямо ни с того ни с сего, накинулся на двух незнакомыхдевок – и ну их заделывать! Чтоб ты посмотрела, как бывает на свете, да,Ма-ря-ша? – Он передразнил Саньку. – Ты так ничего и не поняла.

– Ну так объясни! – подавшись к нему, потребовала Марьяна. –Объясни, что все это значило!

Борис устало прикрыл глаза. Помассировал пальцами веки.Прошелся по комнате, стараясь успокоиться. Поплотнее прикрыл дверь, в которойдавно уже торчал длинный нос Салеха. Из-за двери раздался глухой речитатив, потональности напоминающий отборную матерщину. Мимолетная улыбка скользнула покрасивым губам Бориса, и Марьяна подумала, что он, пожалуй, ненавидит Салеха.

Борис удобно расположился в кресле и широким жестом указалМарьяне на второе. Oна села.

– Помнишь, когда я только пришел сюда, ты спрашивала: не мнели, мол, обязана этой свистопляской?

Борис говорил совершенно спокойно, и Марьяна осмелиласьосторожно кивнуть.

– А я тебе ответил: пожалуй, на сей раз ты права. Так?