– Бутылку она разбила, пытаясь высадить окно. Звала напомощь, плакала. А вокруг не было ни души. Мороз в ту ночь завернул подтридцать, и очень скоро твой поганый троллейбус превратился в ледяной гроб.

Марьяну затрясло – от его спокойного, размеренного голоса иот воспоминаний. Боже мой, она в жизни больше так не мерзла! И как она тогдарыдала! Кажется, даже на отцовских похоронах не пролила столько слез. Все онибыли выплаканы там, в троллейбусе, в то время как эта тварь…

– А в это время ты, тварь, опрокидывал стакан за стаканом втеплой компании и ржал, как конь, рассказывая про девчонку-безбилетницу,которую запер в троллейбусе. И компания твоя – такие же, под стать тебе,бессердечные кобели и суки – тоже ржала и спорила: живая будет девка, когда ты вернешься,или застынет насмерть? Да, ты не исключал, что придется ее утащить в проходнойдвор и свалить в сугроб. Во дворик вроде этого… – Он сделал широкий жест. – Атебе не кажется, что высокая трава – тоже неплохое укрытие для трупа?

Марьяна, слушая эту вескую, будто удары топора, речь, несводила глаз с Пашкиной физиономии. Она успела налюбоваться всеми оттенкамистраха, которые только способно было изобразить человеческое лицо – пусть онодаже больше всего напоминает мордочку хорька. Да, трудновато было переваритьПашке, что кто-то вызнал все его гаденькие, подленькие мыслишки! Однако, кМарьяниному изумлению, лицо Пахалова вдруг озарилось светом надежды, и онпролепетал:

– Tак ведь не померла! Живая вон!

– Я-то жива, – кивнула Марьяна, опередив своего небесногосоюзника. – Меня спасло чудо. А моего отца… – У нее перехватило горло, ноМарьяна тут же одолела этот приступ слабости. – А моего отца ничто не спасло.Он умер один, потому что меня не было рядом. Умер один, в мучениях. И некомубыло вызвать «Скорую», дать ему лекарство или хотя бы воды. В полночь умер. Вновогоднюю полночь, которую я встретила в закрытом троллейбусе, а ты…

И тут она едва не разрыдалась. Нет, если тогда Пашка невидел ее слез, то и теперь не увидит!

Он молчал, опустив голову. И вдруг осел всем телом – таквнезапно, что посланник небес едва успел удержать его за кисть.

Однако Пашка не сделал ни малейшей попытки вывернуться исбежать. Просто опустился на колени, едва не касаясь лбом сырой земли.

Потом спина его вдруг затряслась, и он что-то забормотал,что-то столь невнятное, что Марьяне пришлось опуститься на корточки, чтобырасслышать его лепет. Она поняла: Пашка плачет.

Он плакал и бормотал:

– Да убивайте, чего там! Мне только это и осталось. Может, явам потом даже спасибо скажу. Зато теперь хоть знаю, почему вся жизнь коломстала. Слышала, осиновый кол в могилу забивают? А в меня забили в живого… чтобне дергался. На другой же день, когда с тобой… я тот троллейбус об столбразбил. Хотите, покажу, об который? Вон, на Варварке. Лучше бы сам убился.Баба, с которой я жил, выгнала: чтоб духу твоего… а я, может, на ней женитьсяхотел… Ну, с работы турнули, это само собой. Я запил. Перебивался где чем…Потом младшего брата забрали в Чечню. Не вернулся… Я из-за язвы не служил нидня. Кому я нужен? После его смерти мать говорит: «Паша, не пей, ты один у меняостался, уколись, чтоб не пить больше!» Ладно, наскребла мне четыреста тысяч, ия укололся. И что? Ни денег ни гроша, ни радости в жизни. Раньше хоть напьешься– и забудешься, а теперь выпьешь – и сдохнешь. Я уж думал, лучше бы помереть, амать пишет: приезжай в деревню, будешь вместо Костеньки на тракторе…

– Чего ж не поехал? – внезапно подал голос небесныйпосланец.

– А на что? – глухо вздохнул Пашка, не поднимая головы. – Яб поехал, да кто на билет даст? К нам сто тыщ минимум надо… в Тульскую область.Я пешком бы пошел, да стыдно к матери бродягою и без копейки…

– А, так ты на проезд добывал в троллейбусе, что ли? –понимающе кивнул Марьянин союзник.

– Ну… вроде того… – прошелестел Пашка и всем лицом уткнулсяв землю.

Ангел отпустил его руку, но Пашка не вскочил, не дал деру –так и валялся кучкой грязного тряпья.

Марьяна озадаченно поглядела вверх – и встретила не менееозадаченный взгляд своего нового друга.

Поднялась и едва слышно шепнула:

– Ну? Что будем делать?

Парень пожал плечами.

«Ого, какие плечи! – подумала Марьяна. – Значит, там, нанебе, тоже качаются? И… интересно знать, они там все такие красавцы – илитолько он один?»

Глаза у него были серые. Пожалуй, посветлее Марьяниных. Унее темные, а у небесного посланца – как сталь. Но не ледяные, совсем нет. Авот волосы темнее Марьяниных. Густые, прямые. Под ее взглядом ангел откинул ихсо лба (лоб оказался высокий, умный) и растерянно захлопал длинными светлымиресницами. Глаза у него были расставлены широко, и в сочетании с короткимхищным носом это придавало лицу выражение и настороженное, и доверчивоеодновременно – такое бывает у больших птиц, у орлов, например, у коршунов или уястребов.

«Как его зовут? – подумала Марьяна. – А разве ангеловкак-нибудь назы…»

– Григорий, – прочитал ее мысли посланник небес и протянулруку. – Орлов моя фамилия. – И, увидев, как взлетели Марьянины брови,усмехнулся: – Нет, не тот самый. И даже не родственник. А тебя как зовут?

– Марьяна Ле… Корсакова, – едва успела поправиться она,потому что с языка невесть почему едва не слетела позабытая «замужняя» фамилия.С чего это вдруг она выпала из гиперпространства? Марьяна думала, что уженапрочь ее забыла, а тут – на тебе!

Bзгляд небесного посланца молниеносно скользнул к ее правойруке, а когда вновь поднялся к лицу, Марьяна прочла в нем такую откровеннуюрадость, что даже смутилась. «Интересно, какое ему дело, замужем я или нет? –подумала она. – Там, в небесах-то…»

Нет, хватит валять дурака! Никакой он не ангел, однако дайБог всем его посланцам являться перед попавшими в беду так же своевременно, какпришел Марьяне на помощь этот высоченный парень с улыбчивыми губами… Губы унего тоже были красивые. Странно и как-то волнующе смотреть на его твердыйподбородок и ямку между ключиц, видную в расстегнутом вороте. На шее бьетсяжилка…

Марьяна быстро отвела глаза. С ума сошла, что ли?!

– Ну хорошо, – сказала она. – Я не знаю, что делать. Покаискала его все это время, вроде бы знала, что хочу отомстить, а теперь…

– Получается, что уже отомстила, только не знала об этом, –сказал Григорий, и Марьяна медленно кивнула, удивляясь точности его слов.

– Так… Ну, давай подумаем.