– Это закон… он от меня и здесь не отстает! Сегодня… ах,нет, вчера, когда я пыталась спастись, меня хотел защитить один человек. Он,собственно, совсем мальчишка: лет шестнадцати-семнадцати. Он русский, предкиего были эмигранты, прадед – известный ученый. Он меня приютил в своем доме, ноАбдель и Салех…

Борис вскинулся:

– Я слышал об этом! Сволочи, звери! Они какой-то женщинеруки прострелили, чтобы тебя выманить, да?

Марьяна кивнула.

– Я поверить не могла, что они на такое способны. Покабежала к двери, они уже…

– Они на все способны, – отозвался Борис.

– Я даже не знаю, жива ли она, – продолжала Марьяна. –Васька меня, наверное, проклинает. С ним-то судьба вовсе несправедливообошлась: хотел сделать добро, а в награду получил зло. И, вдобавок ко всему, яу них в доме… получается, что украла…

Борис всмотрелся недоверчиво. Марьяна, сплетая свои пальцы сего, чтобы вдруг не ушел ненароком, вытянула, сколько могла, левую руку иумудрилась-таки подцепить синюю книжку, валявшуюся на полу. Поднесла ее к окну.

– А, та книжка, – сказал Борис. – Я ее помню. Еще удивился –как она к тебе попала.

– Да я ее читала, когда Абдель и Салех появились. Ну,прижала к груди машинально, а потом так с ней и выскочила, когда пальбаначалась.

– Да, грабеж и разбой, – невесело улыбнулся Борис. – Грабежи разбой! Я понимаю…

– Я тоже понимаю, что ты мне ничем помочь не можешь, –отозвалась Марьяна, отводя глаза. – Даже просить не буду. Зачем еще одну жизньподвергать опасности, верно? И так уже… Но только прошу – напоследок, Борис,напоследок! – Она пристально посмотрела в большие темные глаза, как быотпрянувшие от ее взгляда: – Oтнеси им эту книгу. Tакая мелочь – а давит, каккамень… как могильный камень. У них дом в Гелиополисе, крылечко такое – совсемрусское, с балясинами и зубчиками. Под окошком ива. Там рядом отель… кажется,«Зухра», если я не путаю. От дома этот отель видно, значит, близко. Я адресаточно не знаю, но ты найдешь… найди, а, Борис, – бормотала она, не помня себя,не слыша своего голоса, все крепче, до боли вжимаясь лицом в ажурные сплетениярешетки, все ниже опускаясь, пока не припала губами к пальцам Бориса. – Bсе,это последнее. Сними тяжесть, больше ни о чем никогда…

Голос ее прервался.

Больше ни о чем никогда не попросит она Бориса – и это, увы,истина, не требующая доказательств! И в то же мгновение, когда беспощаднаяреальность в очередной раз обозначилась перед Марьяной, Борис просунул сквозьрешетку свободную руку и вытащил книжку.

– Н-ну, может быть, – пробормотал он. – Я как раз еду ваэропорт, надо встретиться с курье… – Борис запнулся, взглянул настороженно наМарьяну, но тут же продолжил уже совершенно свободно, как будто не могло бытьникакой опасности в том, что дела Рэнда станут известны Марьяне: – Гелиополискак раз по пути в аэропорт.

И она поняла, что значит это спокойствие. Итак, по мнениюБориса, ее уже можно не опасаться!

С курьером, значит, надо ему встретиться? Письмецо,посылочку передать с оказией? Как-то это слово прочно увязывалось в сознанииМарьяны с еще одним: наркокурьер. Да хоть бы и так! Какая беда, если она узнаетдаже и это? Мертвые, как известно, тайн не выдают – он не сомневается, каковабудет участь его бывшей жены!

И сквозь подступающие слезы, сквозь отчаяние, сквозьслабость вдруг прорвалась злая радость: а ведь Борису лопнуть – не догадаться,какую мину, заключенную в эти синие коленкоровые корочки, подкладывает Марьянапод них с Рэндом!

Она еле удержалась, чтобы не влепить ему это известие вфизиономию, но Борис, по счастью, не заметил, как сверкнули ее глаза.

– Прости, – шепнул еще раз – и канул в темноту кустов, таясьот приближающихся голосов.

Марьяна тяжело осела на пол, даже не успев удержаться. Такоевдруг навалилось облегчение, что она дыхание не могла перевести от слабости. Ночерез какой-то миг уже нашла в себе силы покачать головой и даже усмехнуться.

Себе, собственной наивности.

Почему она так уверена, что Борис не бросился сразу же кРэнду? И даже если решится отозваться на эту последнюю мольбу, кто знает, когдаон отправится к Шеметовым?! Уж, наверное, не сейчас, по пути в аэропорт. Надообладать слишком буйной фантазией, чтобы представить себе Бориса, который,забыв о делах, выполняет свой последний долг. Да и какой смысл? Что сможетпредпринять Васька ночью? Времени у него – чуть, а полиция вряд ли поверит,вряд ли ринется неизвестно куда…

Нет, даже передав заветную книжку Борису, Марьяна все равночувствовала себя не более уверенной в успехе, чем человек, который вверяет своеписьмо лютому смерчу с надеждой, что тот выбросит конверт из своей бешенойворонки точнехонько на крылечко нужного дома.

Марьяна прижала кулаки к глазам, но круговращение световыхпятен утихомирить не удалось. Смерч… письмо… неизвестность!

У нее оставалась лишь одна надежда: что те трое, с небесподсказавшие ей обратиться к Борису с этой просьбой, знали, что делали.

Впрочем, не прошло и минуты, как она утратила даже и этотзыбкий призрак, потому что опять заскрежетал неутомимый ключ. На пороге,ухмыляясь, стоял Салех, державший руки на автомате. Окинул блудливым взглядомМарьяну – и вдруг точно спохватился: ухмылочка слиняла с лица, брови грозно сдвинулись:

– Пошли, эй!

Марьяна смотрела на него снизу. Господи… что еще? Ночь надворе – ну чего надо? Неужели нельзя дать ей прийти в себя – элементарновыспаться перед смертью? Все равно ведь Рэнд уже добился своего, спрашиватьбольше не о чем. Ну так в чем дело?!

И вдруг до нее дошло в чем. Очевидно, в ней самой. Очевидно,им уже мало Ларисы… Ночь, «инфант» спит: нянька, стало быть, вполне может егооставить. Если утром будет подписан вожделенный контракт и живые смогут уйти –не все ли равно, в каком состоянии? Ну а если их придется убить – тем более,какая разница?! Похоже, Рэнд наконец-то решил поблагодарить за верную службусвоих нукеров – бросить им вожделенный кусочек, на который многие уже давнооблизываются.

Марьяна медленно подтянула колени к подбородку и еще крепчевжалась в стену.

Салех сделал шаг вперед, и впервые его тщедушная фигурапоказалась Марьяне более чем внушительной. Салех навис над нею зловоннойглыбою:

– Ну что? Прямо здесь хочешь? На полу? Или попросиммальчишку подвинуться на диванчике? Продолжим начатое, а? Теперь Абдель непомешает.