с отслеживающими устройствами у меня были не самые радужные.

 Однажды мы снимали, как ветеринар выстрелил усыпляющим дротиком в огромного слона, потом надел на него электронный ошейник. Но дротик лишь поцарапал твердую шкуру слона, так что он смог собраться с силами и уйти.

  Майк закричал:

  - Хватай камеру, Шип! Беги!

Слон пробирался сквозь густой буш, в основном, по песочной тропинке, а иногда тропинки вообще не было. Мы с ветеринаром пытались идти по его следам. Я просто поверить не мог, что у животного такая скорость. Он прошел восемь километров, прежде чем сбавил скорость, а потом остановился. Я держался на расстоянии, потом подоспел ветеринар, и я наблюдал, как он метнул в слона еще один усыпляющий дротик. Наконец, большой парень свалился.

  Через несколько секунд раздался рев грузовика Майка.

  - Отличная работа, Шип!

  Я задыхался, руками держался за колени, весь в поту.

  Майк в ужасе посмотрел на меня:

  - Шип, где твои ботинки?

  - Ой. Я оставил их в грузовике. Не думал, что у меня есть время их забрать.

  - Ты пробежал восемь километров...по бушу...без ботинок?

  Я рассмеялся:

  - Ты сказал, чтобы я бежал. В армии меня ведь научили выполнять приказы.

  28.

  Накануне нового 2009 года видео стало вирусным.

  Я, кадет, сижу с другими кадетами.

  В аэропорту. Наверное, Кипр? Или мы ждем рейс в Кипр?

  Видео снял я. Убивал время перед полетом, шатался кругом, пропесочивал группу, комментировал каждого парня, а когда подошел к своему однокурснику и хорошему другу Ахмеду Раза Кану, пакистанцу, сказал: «О, наш маленький друг паки...».

  Я не знал, что паки - уничижительное слово. В детстве я часто слышал это слово от многих людей и никогда не замечал, чтобы кто-нибудь вздрогнул или испытал чувство стыда от этого слова, никогда не подозревал этих людей в расизме. Ничего я не знал и о невольных предубеждениях. Мне был двадцать один год, я рос в изоляции привилегий, и если я вообще что-нибудь думал об этом слове, то только лишь то, что это что-то вроде «оззи». Безобидное слово.

  Я отправил видео однокурснику-кадету, который готовил видеоролик для конца года. С тех пор оно и начало распространяться, перелетало с компьютера на компьютер, пока не оказалось в руках того, кто продал его в «News of the World».

  Раздались раздраженные голоса осуждения.

  Люди говорили, что я ничему не научился.

  Люди говорили, что я ни на йоту не повзсрослел после этого нацистского бесчинства.

  Люди говорили: «Принц Гарри хуже, чем болван, хуже, чем любитель вечеринок, он - расист».

  Лидер тори меня осудил. Член кабинета министров пошел на телевидение, чтобы устроить мне публичную порку. Дядя Ахмеда порицал меня в интервью ВВС.

  Я сидел в Хайгроуве и наблюдал за этим ливнем гнева, с трудом воспринимая происходящее.

  Папин офис извинился от моего имени. Я тоже хотел извиниться, но придворные мне отсоветовали.

  - Не лучшая стратегия, сэр.

  - К черту стратегию.

  Меня не волновала стратегия. Я не хотел, чтобы меня считали расистом. Я не хотел быть расистом.

  Больше всего меня беспокоил Ахмед. Я связался прямо с ним и извинился. Он ответил, что знает, что я - не расист. Сказал, что ничего страшного. Но было страшно. Из-за его прощения и легкого отношения к происходящему я чувствовал себя еще хуже.

  29.

  Споры становились всё ожесточеннее, и я отправился на авиационную базу «Баркстон-Хит». Странное время, чтобы начинать летную практику, странное время для любой практики. У меня от рождения было плохо с концентрацией внимания, а сейчас стало плохо, как никогда. Но я сказал себе: «Возможно, сейчас - самое лучшее время». Мне хотелось спрятаться от людей, улететь с этой планеты, но, поскольку ракеты у меня не было, возможно, сойдет самолет.

  Но прежде, чем я смогу сесть в самолет, армия должна убедиться, что я подхожу для этого. Несколько недель они проверяли мой организм и изучали мой разум.

  Пришли к выводу, что в моем организме нет наркотиков. Кажется, их это удивило.

  И даже не совсем болван, хотя видеозаписи свидетельствовали о противоположном.

  Так что...приступим.

  Мне сказали, что мой первый самолет - «Светлячок». Ярко-желтый, жесткое крыло, один винт.

  Простой механизм, по словам моего первого инструктора, сержанта-майора Були.

  Я сел в кабину и подумал: «Да неужели? Мне он простым не кажется».

  Я повернулся к Були и начал его изучать. Он тоже был непрост. Низенький, полноватый, суровый, воевал в Ираке и на Балканах, ему пришлось непросто, учитывая, что он видел и через что ему пришлось пройти, но в действительности эти военные кампании, кажется, не оставили на нем никакого негативного отпечатка. Наоборот, он был очень мягок.

 Ему нужно было быть таким. Моя голова была забита совсем другим, на занятиях был очень рассеян, это было заметно. Я думал, что Були потеряет терпение, начнет кричать на меня, но он никогда не кричал. После одного из занятий он пригласил меня на мотопрогулку по сельским полям:

  - Поедемте проветрим голову, лейтенант Уэлс.

  Это сработало. Как волшебство. И мотоцикл, великолепный «Триумф 675», вовремя напомнил мне о том, что я искал в этой летной практике. Скорость и мощь.

  И свободу.

  Потом мы поняли, что не свободны: журналисты следовали за нами повсюду и фотографировали нас возле дома Були.

  Освоившись в кабине «Светлячка» и изучив панель управления, мы, наконец, взлетели. Во время одного из наших первых совместных полетов Були без предупреждения бросил самолет в пике. Я почувствовал, что левое крыло опустилось, очень неприятное ощущение беспорядка, энтропии, а через несколько секунд, показавшихся мне десятилетиями, он вернул самолет на нужную высоту и выровнял крылья.

  Я уставился на него:

  - Что это за полнейшая...?

  Не была ли это отмененная попытка самоубийства?

  Були мягко ответил «нет». Это был следующий уровень моего обучения. В воздухе бесконечно многое может пойти не так, объяснил он, и нужно показать мне, что с этим делать, но, кроме того, показать, как это делать.

  Сохраняй спокойствие.

  Во время следующего полета он выполнил тот же трюк, но на этот раз не вернул самолет на место. Когда мы вертелись и пируэтами летели к земле, он сказал:

  - Пора.

  - Что пора?

  - Тебе пора... сделать это.

  Он посмотрел на панель управления. Я схватил рычаги, включил двигатели, кажется, как раз вовремя вернул самолет на необходимую высоту.

  Посмотрел на Були, ожидая поздравлений.

  Ничего. Практически никакой реакции.

  Потом Були повторял это снова и снова - отключал двигатели и