Максимилиан, теперь поддерживали советскую идею. Центристы не превратились внезапно в левых, но теперь казалось, что единственный способ укротить большевизм, прежде чем он завоюет страну и повторит российскую резню, – это побудить ведущих центристов присоединиться к советскому движению и помочь контролировать его в «определенных пределах», как выразился Белл. Тем временем крайне левые социалисты резко высказывались о «капиталистических и империалистических правительствах». То, что эта группа была единственной, готовой подписать договор, предупредил Белл, не является положительным знаком, поскольку они предсказывали войну, которая сметет «империалистов» и сделает договоры бесполезными.

Неделю спустя Белл закончил свой доклад о России и продиктовал письмо помощнику. Почти наверняка это было то письмо, которое он отправил Морису Ханки в последнем вечернем сообщении. Ханки, один из ближайших советников Ллойда Джорджа, обычно был одним из пяти человек, присутствовавших в зале, когда «большая тройка» собиралась в Париже, чтобы диктовать условия мира. А12 написал ему: «Я чувствую, что должен написать кому-нибудь из действительно решительных людей в Париже», чтобы сказать, что он «искренне обеспокоен» условиями мира, представленными Германии. Они были «невыполнимы».

Британия, предупредил Белл, нападает на иллюзию богатой и процветающей Германии, которая нуждается в наказании, чтобы изменить свою воинственную позицию. Вот что декадентские берлинские кабаре и рестораны, полные деликатесов черного рынка, сообщали посетителям из-за границы. Но «внешняя сторона обманчива», писал он, и условия, особенно те, которые касаются размеров немедленных выплат, «не могут быть выполнены».

Германия могла выплатить репарации только в том случае, если она «способна производить излишки сверх того, что необходимо для существования» [12]. И «[т]олько если население получит надежду на отсутствие голода и сносное существование в навязанных условиях, мы сможем рассчитывать на внутренний мир и упорядоченное производство».

Немцы, которые лучше всех понимали финансовое положение своей страны, например известный международный финансист доктор Пауль фон Швабах, еврей-христианин, банкир правительства, посвященный в дворяне бывшим кайзером, говорили Беллу: «Условия о компенсации не подразумевают реальной выплаты. Они задуманы как способ сокрушить Германию, истребить ее население и низвести ее до ранга аграрного государства. Союзники прекрасно это понимают. Они знают, с каким трудом мы собрали средства для оплаты тех сравнительно небольших объемов продовольствия, которые нам разрешили импортировать. Практически все иностранные ценные бумаги отозваны. Золото, которое у нас осталось, стало бы каплей в море и лишило бы нашу валюту последней поддержки. В этих условиях требования являются гротескными, если только их цель не состоит в том, чтобы получить рычаг, с помощью которого можно полностью уничтожить жизнь в стране». Именно поэтому обеим сторонам нужен был переводчик: Германия неправильно поняла Великобританию, а Великобритания неправильно поняла Германию. Белл понимал обеих.

Совет Белла Ханки заключался в том, чтобы вернуть Германию в сообщество наций, накормить народ, провести плебисциты в округах Силезии, сократить первые репарационные выплаты до приемлемого уровня и предоставить финансовые кредиты для восстановления экономической жизни страны. Это была политическая версия бизнес-принципа, согласно которому кредитор не должен убивать неплатежеспособного должника. Вместо этого, «[е]сли он считает, что способен восстановить платежеспособность, он получает кредит или капитал для реорганизации своего бизнеса (возможно, под строгим контролем). В конечном итоге это в интересах кредитора».

Сигарета заменяла все, включая сон. В понедельник, 19 мая была «потеряна» – украдена – целая пачка сигарет. Это был не единственный раз. Белл купил еще и приступил к работе, опровергая сообщения из Парижа, что Германия откажется подписать договор. Источники Белла сообщили ему, что на самом деле руководство страны пришло к мрачному решению подписать соглашение. Они не хотели этого, но знали, что, если Союзники восстановят блокаду, по стране прокатится эпидемия смерти, за которой, вероятно, последует вторжение.

Но, как ранее заявляли левые, подписание договора отличается от его «принятия». Новые дебаты в Германии, писал Белл, велись между теми, кто выступал за «бесполезную подпись», и теми, кто отказывался подписывать [13]. Тем временем правые националисты «выли» о недобросовестности Союзников, а А12 предупреждал, что «нынешняя ситуация, несомненно, усиливает националистическую реакцию». Если будет принято худшее из условий проекта мира, произойдут спонтанные вспышки насилия против поляков. Это столкнет Германию вниз по крутому и скользкому склону и может быстро перерасти в новую мировую войну.

Как можно спасти ситуацию? Белл знал, что ему нужна помощь. Одного переводчика было недостаточно. Он настаивал на том, чтобы лидеры свободного мира поговорили с немцами. После перемирия страну обходили молчанием, пока Союзники бродили по Парижу и наслаждались картами грядущего нового мира. Он отчитал победителей, словно те были младшеклассниками: «Я не понимаю, почему Союзники боятся устных дискуссий с немецкими делегатами».

Генерал Нил Малкольм, глава Берлинской военной миссии, обратился с просьбой о дипломатическом представительстве к генералу Генри Уилсону, начальнику Имперского Генерального штаба. В свою очередь сэр Уилсон отправил ноту лорду Бальфуру. Шестеренки Британии двинулись. И снова процесс шел медленно, но он все же шел. (Наконец, лорд Виктор Килмарнок, которого газета New York Times описала как человека «обаятельного и тактичного», стал первым послевоенным поверенным в делах Великобритании в январе 1920 года, сразу после того, как Белл проинформировал его о ситуации в Германии [14].)

Белл работал до 3 часов ночи прохладным дождливым утром понедельника, 19 мая 1919 года. Несколько часов спустя его разбудил стук Рудольфа Брейтшейда, еще недавно занимавшего пост министра внутренних дел Пруссии. Он хотел, чтобы Белл вовлек Британию в левый переворот.

Брейтшейд был серьезным независимым мыслителем. Похоже, он не привык улыбаться. В настоящее время он был журналистом, но сохранял хорошие связи с коммунистами, независимыми социалистами и социал-демократами. Это дало ему связи, практически не имеющие аналогов в политической жизни Германии. И теперь он задавал Беллу срочные вопросы, показав, что знает, что канадец работает на Британию, а не только на Reuters.

«Господин Белл, – спросил Брейтшейд, – действительно ли Союзники хотят, чтобы Германия приняла условия мира, или они будут удовлетворены отговоркой, почему договор не может быть ратифицирован, чтобы оккупировать части страны, такие как Рурская область?»

«Из того, что я слышал из Парижа, – заверил его Белл, – Союзники действительно хотят, чтобы мир был подписан и ратифицирован».

Брейтшейд благодарно кивнул и понизил голос. То, что он собирался сказать Беллу, нужно было сообщить с величайшей конфиденциальностью [15]. «Немецкие войска не готовы сражаться с Союзниками, если правительство откажется подписать договор. Армия не скрывает своего нежелания воевать в таком безнадежном случае».

Белл кивнул. Это подтвердило то, что он знал.

Брейтшейд продолжал: «В случае если Независимые[91] захватят правительство путем переворота или иным образом, вполне возможно, что армия останется по крайней мере нейтральной». Готовы ли Союзники позволить перевороту увенчаться