«Зачем вы сюда пришли?» — захотел спросить Цезарь, чувствуя,что не может пошевелить языком.

Внезапно Катилина встал на ноги, громко крикнул и показалрукой на открывающиеся двери. Все обернулись туда, и Цезарь похолодел, увидев,как в триклиний хлынула волна крови.

Стоявший Катилина покачнулся, и в триклинии раздались крикиужаса… Голова грозного римского патриция, скатившись с его плеч, застучала помозаичному полу. Цезарь обернулся, смотря на Цицерона, но следом за головойКатилины покатилась голова Цицерона, громко стуча по полу. За ней головыПомпея, Красса, Клодия, Катона. Испуганный Брут попытался удержать свою головуна плечах, но и она покатилась за другими, ударяясь по пути об голову Кассия.Цезарь смотрел на эти катящиеся головы расширенными от ужаса глазами и вдругпочувствовал, как его собственная голова катится вместе с другими. Оставшиесябез голов грузные тела падали на пол одно за другим. Со стороны Цезарь увидел,как медленно сползло на землю его собственное безголовое тело. Сильная судорогасвела его губы, и он услышал голос Брута:

— Что случилось, Цезарь?

Еще несколько мгновений он был в кровавом триклинии,заполненном головами римлян, и лишь затем почувствовал, как туман рассеивается,и он вновь сидит в конклаве рядом с Брутом.

— Что с тобой случилось? — испуганно спросилюноша.

Цезарь провел рукой по глазам.

— Ничего, — глухо сказал он, — не беспокойся,уже все в порядке.

Он не мог знать, а если бы и обладал даром Кассандры, то итогда не поверил бы, что все увиденные им римляне умрут не собственной смертью.Их головы будут слетать одна за другой, словно кровавый сон Цезаря станеткровавой реальностью, во много раз превосходившей своими ужасами увиденное им вэтом кошмарном триклинии.

И первым шагом в этой трагедии стали слова Катилины,произносимые им в эти мгновения на другом конце города, в доме Лентула:

— Они не хотят идти с нами. Тем хуже для них. Передайвсем, что мы начинаем!

Лентул кивнул головой, не сознавая, что этим кивком оноткрывает вереницу отрубленных голов знатных римлян. И первой головой в этомкровавом списке должна стать его собственная голова.

Вам пить и веселиться, мы ж ослов стадо?

Расселись сотня дурней или две сотни,

И думаете нагло, с вами нет сладу?

Гай Валерий Катулл

(Перевод А. Пиотровского)

За три дня до ноябрьских календ у портика дома консуляра исенатора Луция Лициния Лукулла начали собираться наиболее известные и знатные римляне.Хозяин дома еще два дня назад объявил о пиршестве, созываемом в его доме вчесть избрания новых консулов. И хотя оба «народных представителя» сознавали,что их избрание всего лишь ничтожный повод для Лукулла, давно отошедшего отполитической жизни, тем не менее и они, и приверженцы их группировок охотносогласились почтить своим присутствием очередное застолье одного из богатейшихв городе людей.

Приглашения на этот вечер получили не только Силан и Муренаи их многочисленные друзья, заметно увеличившие свои ряды после подведенияитогов выборов, но и многие сенаторы, среди которых были Цицерон, Катул,Агенобарб, Метелл, Марцелл, Сципион и другие, не менее известные римляне. Средиприглашенных был и Марк Порций Катон, но он, принципиально не ходивший напиршества к Лукуллу, известному на весь город своей необычайной роскошью, какобычно, отказался, сославшись на плохое здоровье.

Были приглашены и молодые поэты — Тит Лукреций Кар и ГайВалерий Катулл с группой своих сотоварищей, всегда вносившие разнообразие втолпу гостей своим молодым отчаянным задором и дерзкой поэзией, отвергавшейпривычные каноны латинского слова.

Свои знаменитые приемы Лукулл обычно тщательно подготавливали проводил с небывалым размахом и роскошью. Баснословно богатый, он умел удивлятьлюдей, забавляясь сам и доставляя наслаждение своим гостям. В описываемый намипериод Лукуллу шел уже пятьдесят четвертый год. Успевший за время своейполитической карьеры занять все высшие должности в Риме, он сравнительнонедавно отошел от большой политики, наслаждаясь прелестями роскошной жизни.

Происходивший из знатного рода, Лукулл еще в молодостипринял участие в Союзнической войне и сумел отличиться среди римлян своейдоблестью и рассудительностью. В двадцать два года он был уже центурионом первойцентурии. Через шесть лет, в период 1-й Митридатской войны, он последовал заСуллой в качестве его легата. Не прошло и года, как Сулла сделал его квесторомв своей армии. Вернувшись с сулланцами в Рим, Лукулл сражался на сторонеоптиматов в гражданской войне, но не запятнал себя убийствами и грабежами своихсоотечественников. Победившие оптиматы не забыли его услуг. В тридцать восемьлет он был избран эдилом, а в сорок стал городским претором. Через нескольколет, когда Митридат Евпатор вновь бросил вызов ненавистному владычеству римлян,начав третью войну, именно Лукуллу было поручено отстаивать римские интересы наВостоке. В год 680-й со дня основания Рима Луций Лукулл и Марк Аврелий Коттабыли единодушно избраны консулами, и им был разрешен набор легионов. Командуя втечение восьми лет огромной восточной армией Рима, полководец добилсявыдающихся успехов. Сначала он разбил Митридата в ожесточенном сражении уКабиры, затем вторгся в Армению, куда бежал понтийский царь, ища защиты усвоего зятя — Тиграна Великого. Лукулл со своей армией дошел до столицы ВеликойАрмении — города Тигранокерта. Имея в пять раз меньше людей, он разбилармянского царя и взял приступом город.

Во время этих походов он неслыханно разбогател, но,оставаясь верным своим принципам, никогда не допускал грабежей и мародерства всвоей армии. И хотя любая захватническая война, какими бы высокими понятиямиона ни оправдывалась, есть всего лишь завуалированная форма грабежа, Лукуллпродолжал считать себя честным человеком, поступающим согласно древним римскимзаконам. Очевидно, что мораль победителей никогда не бывает сродни моралипобежденных, и в морали любых захватчиков всегда есть что-тогротескно-трагикомическое, словно бесстыжая публичная девка пытается прикрытьсвои прелести маленьким наперстком.

Между тем Лукулл, единственный из всех римских полководцев,попытался ограничить произвол римских торговцев, рабовладельцев и откупщиков,беззастенчиво грабивших завоеванные земли. Это не могло понравиться оптиматам,засевшим в римском сенате. Вскоре был принят закон Манлия, по которомукомандование передавалось Помпею, а сам Лукулл отзывался из армии. Вернувшись сВостока, Лукулл благоразумно решил отойти от большой политики, принесшей емутакое разочарование. Образованный и умный человек, он перестал верить вполитические идеалы государства, которые он теперь откровенно презирал. Чтоможет быть страшнее для человека, внезапно осознавшего, что идеалы, за которыеон так яростно сражался всю свою жизнь, оказались ложными, а политическийстрой, в который он так верил, оказался насквозь прогнившим и продажным!