Бедняки вторгаются в летние коттеджи, закрытые на осень изиму. Банды их подростков разносят универмаги. Бедняки малюют на окнахмагазинов похабщину. У бедняков всегда чешется задница, рот у них полон слюныот зависти к 200-долларовым костюмам и толстым животам. И у бедняков должныбыть собственные Джеки Джексон, Мухаммед Али, Клайд Барроу. Они стоят инаблюдают.

Здесь, по правую сторону – пестрый соперник со своимипонятиями и круглыми зрачками, весящий всего 130 фунтов, – голодные белыеоборванцы. Они – политики голодания; они предали бы Самого Христа за фунтсалями. Социальное расслоение стучится в двери Западного Стиксвиля. Будьтеосторожны с двумя этими соперниками. Они не стоят на ринге – они хотят дратьсяв 10-долларовых креслах. Где мы найдем жертву, которая насытит и тех, и других?

Медленно, не делая больше 30 миль в час, Бен Ричардс проехалмежду ними.

Счет продолжается…

Прошел час. Было 4 утра. Тени легли поперек дороги. Ричардссполз со своего кресла. Он с трудом отодрал рубашку от штанов, чтобыобследовать рану. Пуля проделала глубокий канал в боку, который долгокровоточил. Кровь еле-еле свернулась. Но когда он совершит рукой движение, ранаоткроется и будет кровоточить гораздо дольше. Неважно. Все равно его поймают.Перед лицом этой огромной армии его план казался шуткой. Он мог ехать и дальше,до первого «несчастного случая», в котором его машина разлетится на болты икуски металла («…чудовищный несчастный случай… полиция проводит расследование…сожалеем о невинных жертвах…» – все это появится в последних новостях дня,между биржевым отчетом и последним напутствием Папы), но все это – толькорассуждения. Его все больше волновала судьба Амелии Вильямс, которая по роковойошибке поехала в пятницу утром за покупками.

– Там танки, – внезапно сказала она, ее голос былистеричным, – можешь вообразить? Мо…

Она зарыдала. Ричардс ждал.

Наконец, промолвил:

– Мы в каком городе?

– В-В-Винтерпор, на знаке написано. Ох, я не хочу ждать,когда они сделают это! Я не могу!

– Ну хорошо, – сказал он.

Она зажмурилась и встряхнула головой, словно стремясьочистить ее изнутри.

– Что?

– Стоп. Выходи.

– Но они убьют тебя…

– Да. Ты не хочешь видеть кровь. А у них достаточно огневоймощи, чтобы превратить меня и машину в пар.

– Врешь. Ты убьешь меня.

Пистолет был зажат между его коленями. Он бросил его на пол,на резиновый коврик. Пистолет бесшумно упал.

– Травки хочется – бессознательно произнесла она. – Боже,хочется чего-то такого… Почему ты не подождал следующей машины?

Ричардс засмеялся, и смех ранил его бок. Наконец, у него наглазах появились слезы.

– Как-то холодно здесь с разбитым лобовым стеклом, –некстати заметила она, – включи печку.

Ее лицо было бледным пятном среди теней начинавшегосявечера.

Счет продолжается…

– Мы в Дерри, – сказала она.

Улицы были затоплены народом. Люди цеплялись за выступы икарнизы, сидели на балконах и верандах, с которых была вынесена летняя мебель.Все ели сэндвичи и жареных кур из жирных пакетов.

– Есть знаки Аэропорта.

– Да, я давно еду по ним. Они просто закроют ворота.

– А я просто снова пригрожу тебя убить, если они этосделают.

– Ты хочешь угнать самолет?

– Попытаюсь.

– Не сможешь.

– Конечно же не смогу.

Они взяли налево, потом – направо. Громкоговорителимонотонно упрашивали толпу рассеяться.

– Это правда твоя жена, эта женщина на снимках?

– Да, ее зовут Шейла. Нашей дочке Кэти полтора года. У неегрипп. Может быть, сейчас ей лучше. Вот почему я влез в это дело.

Над ними навис вертолет, отбрасывавший впереди себя огромнуютень на дорогу. Усиленный мегафоном голос требовал, чтобы Ричардс отпустилженщину. Когда он улетели они снова смогли говорить, она сказала:

– Твоя жена слегка похожа на бродягу. Ей бы больше о себезаботиться.

– Фотография поддельная, – равнодушно заметил Ричардс.

– Они такое сделали?

– Они такое сделали.

– Аэропорт. Подъезжаем.

– Ворота закрыты?

– Не вижу… подожди… открыты, но блокированы. Танк. Пушка нанас нацелена.

– Подъезжай к нему на 30 футов и тормози.

Машина медленно пробралась по четырехколесному шоссе мимостоявших полицейских машин, мимо непрекращающихся криков толпы. Над нимипроплыл знак: ЛЕТНОЕ ПОЛЕ.

Женщина могла видеть электрифицированное заграждение,пересекавшее болото или в лучшем случае поле по обеим сторонам от дороги. Прямовпереди стояли справочная будка и досмотр. За ними были главные ворота,блокированные танком А-62, способным посылать из своей пушки снаряды весом вчетверть мегатонны. Еще дальше – сплетение подъездов и стоянок, тянущихся ккомплексу терминалов, который скрывал из вида взлетные полосы. Надо всем этимвозвышалась огромная, как уэллсовский марсианин, вышка диспетчера, и солнце,клонившееся к закату, полыхало на ее полированных стенах. Служащие и пассажирытолпились на ближайшей стоянке, где их удерживала полиция. В ушах пульсировалглухой рев моторов, и Амелия увидела стального «Локхида Джи-Эй Суперберд»,разогревавшего двигатель на одной из взлетных полос позади главных зданийаэропорта.

– РИЧАРДС!

Она вздрогнула и испуганно посмотрела на него. Онпротестующе замахал рукой. Все нормально, мамаша. Я всего лишь помираю.

– ТЕБЕ НЕЛЬЗЯ НАХОДИТЬСЯ ВНУТРИ, – громко увещевал егоусиленный динамиками голос. – ОТПУСТИ ЖЕНЩИНУ. ВЫЙДИ.

– И что теперь? – спросила она. – Это только отсрочка. Онивыжидают, пока…

– Нужно дать им возможность подойти ближе, – сказал Ричардс.– Они некоторое время будут блефовать. Выгляни. Скажи им, что я ранен и не всебе. Скажи им, что я хочу сдаться Авиационной полиции.

– Что-что ты хочешь сделать?

– Авиационная полиция не подчиняется ни властям штата, нифедеральным властям. С 1995 года, когда был принят закон ООН, они сталимеждународной службой. Я слышал, что если сдаться им, подпадаешь под амнистию.Что-то типа того случая, когда в игре «Монополия» твоя фишка попадает наклеточку «Свободная парковка». Они, конечно, тоже дерьмо собачье. Они передадутменя Охотникам, а Охотники отволокут обратно в загон.