(Перевод С. Шервинского)

За много дней пути от Рима, почти на самом краю света,запершись в огромном дворце, доживал последние дни своей жизни великий царьпонтийский — Митридат VI Евпатор.

Пятидесятисемилетний понтийский правитель некогда огромногоцарства, наводивший ужас на Римскую державу в течение стольких лет, предавалсятяжелым раздумьям, как бы подводившим итог его жизни.

У Рима не было за всю его историю более яркого инепримиримого врага, чем этот старый царь, оставшийся теперь в одиночестве.

Еще мальчиком он бежал из дворца, опасаясь оставаться тампосле смерти своего отца — царя Митридата V Эвергета. В течение семи лет он,скрывая свое происхождение и страшась людей, не решался называть своегоподлинного имени. Его собственная мать, ставшая правительницей Понта, триждыподсылала к нему убийц, и трижды этот юноша, почти мальчик, чудом избегалпокушения. Зная, что его могут отравить, Митридат с детства приучил себя кмалым дозам яда, постепенно приобретая иммунитет против отравления. За времямучительных скитаний он изучил двадцать два языка своего огромного царства инаучился выслушивать мнения самых простых людей — ремесленников, горожан,крестьян, составлявших большинство населения его державы. Но научиться говоритьс людьми еще не значит суметь понимать их.

Перенесенные в молодые годы унижения оставят свой глубокийслед в душе Митридата. Страдания и лишения не могут быть примернымивоспитателями юной души. Они лишь приучают молодого человека к притворству иосторожности, делая его жестоким, коварным и бесчувственным человеком,ненавидящим людей, не страдавших, подобно ему. Так уж устроен человек. Если емубывает больно, он хочет, чтобы было больно и окружающим, словно чужая больможет заглушить его собственную, а память о страданиях сотрет воспоминания особственной боли.

Беспринципный Митридат на всю жизнь запомнил горькие урокимолодости. Отныне только собственный эгоизм и его желания становились стимуламивсех последующих действий Митридата. Нет ничего более страшного и горького, чемсочетание ума и зла в одном человеке.

Вернувшись в столицу в возрасте восемнадцати лет, Митридатотправил в тюрьму свою мать, а заодно приказал перебить несколько десятковсвоих ближайших родственников.

Еще около пятнадцати лет понадобилось ему, чтобы упрочитьвлияние и расширить границы Понтийского государства. Жестокий и вероломный, онне брезговал любыми средствами для достижения своих политических целей. И,наконец, в году первом 173-й греческой Олимпиады, или в 666 году римской эры,он осмелился бросить вызов всесильному Риму.

Воспользовавшись Союзнической войной, разгоревшейся вИталии, Митридат начал свою войну. В течение одной ночи по всем городам МалойАзии без всякой пощады были перебиты десятки тысяч италиков — мужчин, женщин,стариков, детей. Понтийцам даже удалось захватить правителя римской провинцииконсуляра Мания Аквилия. И тогда впервые Митридат показал свой изуверскийхарактер, словно страдания, перенесенные в детстве, выплеснулись неистовойзлобой против римлян.

По приказу царя римского правителя возили в тесной клетке погородам Малой Азии, пытками заставляли его выкрикивать в каждом городе свое имяи титулы. После двухмесячных мучений Мания Аквилия подвергли страшной казни,влив ему в горло расплавленный свинец, словно отдавая дань алчности римлян.Перед смертью римлянин попросил передать царю, что и того ждет не менеемучительный конец. И с тех пор страх впервые начал плести свою липкую паутину вдуше Митридата, словно предсмертные слова Аквилия обладали магическимсвойством.

Затем в Азии появился Сулла. Царя нельзя было испугатьпоражением его армии. На смену одним людям приходили другие, но этот римлянинумудрился поразить его при их личной встрече, сплетая еще более тесную паутинустраха.

После нескольких поражений Митридат согласился напереговоры. В Дардане, где состоялась эта памятная встреча, царя сопровождалидвести военных кораблей, двадцать тысяч гоплитов, шесть тысяч всадников и околовосьмидесяти серпоносных колесниц. У Суллы было всего четыре когорты легионерови двести всадников. В пурпурной, озолоченной одежде, богато украшеннойдрагоценными камнями, в блеске своего величия встречал Митридат римскогополководца, который вышел навстречу в простой солдатской тунике с небрежнонаброшенным полудаментом. Митридата поразили тогда глаза этого римлянина —тяжелые, светло-голубые, словно обжигающие лицо. Это были глаза властелина, ицарь впервые с ужасом подумал, что не сможет выдержать этот тяжелый взгляд, и,подобно жалкому рабу, первым отвел свои глаза.

Когда царь протянул руку, Сулла, не подавая своей, вдругдерзко спросил, отчего понтийцы не прекращают войны. Царь замолчал, не зная, какответить, и тут Сулла сказал свою знаменитую фразу: «Просители говорят первыми— молчать могут победители». Митридату пришлось применить все свое красноречие,пытаясь спасти переговоры. Во время его монолога Сулла, перебив его, сказал,что наслышан о красноречии понтийского царя, но теперь сам видит, насколькосилен Митридат в ораторском искусстве, ведь, даже держа речь о делах подлых ибеззаконных, он легко находит для них удобные объяснения. Царю пришлосьпроглотить и эту обиду, словно липкая паутина стала еще гуще, сжимая сердце внеизведанном прежде страхе перед этим человеком, осмелившимся явиться сюда ивыставлять свои условия, имея в десять раз меньше солдат, стоявших в центреогромного понтийского войска.

Понтийский царь принял тогда все условия Суллы, словнопроклятие Аквилия было лишним легионом римлян. Но едва римский полководецпокинул пределы Азии, липкая сеть была разорвана, и Митридат снова начал войну.И снова был разбит. И когда великий Зевс помог ему, собравшись с силами, начатьтретью войну против римлян, он был уверен в успехе: Суллы уже не было в живых.

Но лев, умирая, оставляет после себя детенышей. Этуперсидскую поговорку Митридат вспомнил в первый же день войны. Захваченный вплен тяжело раненный римский юноша Помпоний предстал перед царем. Митридатспросил его, хочет ли он стать другом понтийского царя, если ему пощадят жизнь.Юноша гордо ответил: «Если ты заключишь с римлянами мир — да. Если нет — явраг». Митридат понял тогда, что и эту войну он уже проиграл.

И снова липкая паутина страха сжала его сердце, опутываяживой, бьющийся комок все сильнее и сильнее. Посланный вместо Суллы Лукулл былне менее искусным полководцем и воином. Понтийцам пришлось все время отступать,их армии терпели одно поражение за другим. Особенно страшным был разгром уКабиры, где Лукулл разбил основные силы понтийского царя.

Спасаясь бегством, Митридат послал евнуха Бакхида, чтобы тотпредал смерти женщин царской семьи, опасаясь как бы они не попали в рукиримлян. Именно тогда, в последний раз, царь почувствовал боль за другоесущество, ибо среди тех, кого предстояло умертвить, была и Монима — его любимаяжена.

Он домогался ее любви целых три года. Монима находилась вМилете, и он послал туда пятнадцать тысяч золотых, но она и тогда ответилаотказом. Лишь после того, как он послал ей диадему Великого Александра спросьбой стать его женой и царицей, Монима дала согласие. И теперь ейпредстояло умереть. Прибывший к ней Бакхид передал приказ царя — пусть каждаяженщина умрет так, как она того пожелает.