Не спал в эту ночь Катон, беспокойно ходивший по атрию. Онпонимал всю опасность и неустойчивость положения, при котором Катилина мог влюбой момент бросить вызов республике, подбивая своих людей на вооруженныймятеж.

Не спал в эту ночь Клодий, устроивший с друзьями небывалуюоргию, на которой три гладиатора были забиты насмерть, двое римлян умерло отчрезмерного потребления вина и более десяти совсем молоденьких рабынь,принадлежавших знатным фамилиям города, были в самой извращенной форме лишеныдевственности и девичьего стыда. Только великие боги могли снести подобноекощунство и надругательство над живыми телами и душами этих девушек.

Не спал в эту ночь Мурена, забавлявшийся с рабыней из термМинуция, подаренной ему предусмотрительным Цезарем. Несчастная девушка уже несмеялась, она даже не улыбалась, а только тихо стонала. И в триклинии былослышно скотское мычание Мурены и испуганные девичьи всхлипы, словно затухающиеаккорды отчаяния и жалости из тягостной песни, исполняемой в эту ночь в домеМурены.

Не спал в эту ночь Лентул, страшно переживающий стольтягостное для него поражение своего друга и союзника. Но он быстро утешился, ив его триклинии также раздавалось мычание мужчины и едва слышные болезненныестоны. Но то были не стоны женщины. Это были стоны юноши. Стоны Новия Приска,растленного и развращенного Лентулом еще в юные годы. Слова бессильны описатьэти сцены, и только римские боги способны беспристрастно судить их участников свысоты своего пантеона.

Не спал в эту ночь Цезарь. После своего ожидаемого избранияон покинул Марсово поле в сопровождении друзей и сторонников, не успевпереговорить даже с Катилиной. Дома его уже ждали мать, жена, дочь, шумно ирадостно отмечавшие его успех. Едва жрец огласил итоги выборов, как несколькосот рабов бросились в Рим, стараясь поскорее сообщить своим хозяйкам итогизакончившихся выборов. И не успели еще все римляне разойтись с огромного поля,как Рим уже знал исход состоявшегося голосования. И до поздней ночи на улицахгорода шло бурное обсуждение новых магистратов. Кое-где вспыхивали драки, ссоры,слышался лязг мечей. Получивший специальный приказ на сегодняшнюю ночь АврелийАнтистий приказал утроить обычные посты, дабы избежать ожидаемых неприятностей.Цезарь сидел у себя в таблине почти до самого утра. Ему важно было продуматьсвое нынешнее положение и поведение на случай мятежа сторонников Катилины.Верховный жрец хорошо понимал, что Катилина, как умный человек, не сумеет и незахочет поверить в его, Цезаря, непричастность к исходу столь печальных длякатилинариев выборов. А значит, Катилина, Лентул, Цетег и их сторонники могут сзавтрашнего дня превратиться в открытых врагов, тем более беспощадных отсознания предательства популяров. Это была реальная опасность, и с нейприходилось считаться.

«Нужно будет платить еще больше Эвхаристу, — подумалЦезарь. — События могут начаться в ближайшие дни. Катилине и егосторонникам нечего терять, а лагерь Манлия стоит совсем близко. Необходимокак-то помочь Цицерону и Катону изгнать Катилину из города, усилить панику всенате. Вне городских стен катилинарии менее опасны».

Не спали в эту ночь и в лагере Манлия, ожидая известий изРима. Лишь к утру прискакал гонец, и вздох разочарования прокатился по всемулагерю. И все поняли — теперь спор решит только оружие. Тога не оказала довериякатилинариям, и меч должен будет решить давний спор с Римом в их пользу.

Отныне сенаторские тоги становились символами римскоговладычества, господства старых порядков, столь ненавистных большинствумятежников в лагере. Поднимая мечи, они бросали вызов тому старому миру, сокрушитькоторый они намеревались. Мечи катилинариев отныне точились на тоги римскихсенаторов. Никто еще не знал, что под тогами заговорщики обнаружат воинскиедоспехи и панцири, столь символично надетые Цицероном в день выборов.

Ноябрьские календы несли Риму ужас гражданской войны, икаждый римский сенатор в стенах города, и каждый заговорщик в лагере Манлияхорошо понимали, сколь ужасной будет их судьба в случае поражения. И каждыйзнал, сколь ужасна будет судьба Рима в случае их братоубийственной войны. Но стремлениек безумству уже овладело умами и душами многих. Братья точили мечи на братьев.Отцы проклинали чад своих, сыновья замышляли отцеубийства, жрецы отрекались отбогов своих.

Город окутала тьма. Луна зашла за тучи, и эта часть землибыла отвернута от солнца, словно пытаясь скрыть от него в темноте все своипороки и злодеяния. Но солнечные лучи, светившие в эту ночь на другом концеземли, доставали до Рима, пробивались к совести его людей, будили их средитемноты, заставляя давиться кошмарами и ужасами этой долгой ночи.

Ночью, уже лежа в постели и слушая рядом сонное дыханиежены, Цезарь вспомнил события этого дня.

Память услужливо возвращала искривленное лицо Катилины,ликование Мурены и Силана, умиротворение одетого в доспехи Цицерона и звонкийголос молодого Катулла, читавшего стихи.

Внезапно, словно новый приступ болезни подтолкнул его,Цезарь резко поднялся, усаживаясь на ложе. Помпея даже не проснулась, уронивголову ниже. Он вдруг вспомнил, что мучило его в этот день. С самого раннегоутра его интересовал вопрос — за кого будет голосовать Марк Брут. Молодые людив большинстве своем поддерживали Катилину, но Брут совсем не похож на них.Неужели он отдал свои голоса за Мурену и Силана? Не может быть, твердо решилЦезарь, Брут никогда не отдал бы своего голоса этим кандидатам. Не явиться наголосование он не мог — значит, заполнил таблички неразборчивым почерком. Ктакой наивной уловке прибегали римляне, когда не хотели высказыватьопределенного мнения по данному вопросу. Иногда это делали даже судьи, чтовсегда вызывало гнев простых римлян, справедливо считавших подобные уловкипредосудительными для стражей закона.

«Нужно будет спросить у Сервилии», — решил Цезарь,устраиваясь снова на ложе.

Он заснул, и сон его был тяжелым и душным, как сон многих римлянв эту тревожную и страшную ночь года 691-го со дня основания Рима.

Наступивший рассвет следующего дня не принес солнечныхлучей. Светило не смогло пробиться сквозь тяжелые свинцовые тучи, нависшие надгородом. Они собрались высоко в небесах, словно готовясь растворить своейтяжестью этот «Вечный город» со всеми его обитателями.

Рим был великим, и Рим был ничтожен. Рим был силен, и Римбыл слаб. Рим раздвигал границы своего государства за много дней пути отгорода, и Рим не мог защитить своих граждан даже в стенах этого города. Время,пространство, представления чести, порядочности, любви, долга, верности — всеизменилось, сместилось, превратившись в невообразимую какофонию понятий ипредставлений.

Боги! Жалость в вас есть; и людям не раз подавали

Помощь последнюю вы даже на смертном одре,

Киньте взор на меня, несчастливца, и ежели чисто

Прожил я жизнь, — из меня вырвите черный недуг!

Гай Валерий Катулл