Сильной примесью дворняги. Псина вертела мордой, капаласлюной прямо ему на рубашку и радостно виляла хвостом.

– Рольф! Рольф! Я кому сказал! – Ричардс увидел пару ног вджинсах, а потом и мальчика, который оттаскивал собаку назад, – Ой, извините,мистер, он не кусается, он слишком большой болван, чтобы кусаться, он мирныйпес… Рольф, ты заткнешься? Вы потерялись?

Мальчик держал Рольфа за ошейник и смотрел на Ричардса снескрываемым интересом. Ему было лет 11. Он был хорошо сложен, и на егосимпатичном лице не было заметно пятен и бледности – верных признаковгорожанина. Было что-то чужое и подозрительное в его чертах, почему-то знакомых.Через минуту Ричардс понял, что, – невинность.

– Да, – сказал он, – я заблудился.

– Вы, наверное, сильно ушиблись.

– Да уж. Ты не мог бы наклониться и посмотреть, сильно ли уменя поцарапано лицо? Я не могу разглядеть, ты же понимаешь.

Мальчик наклонился и обследовал лицо Ричардса. Никакихпризнаков того, что его узнали. Ричардс остался доволен.

– Все в колючках, – сказал мальчик (он немного гнусавил, какжитель Новой Англии) насмешливым тоном, – но жить будете.

Его бровь изогнулась:

– Вы сбежали из Томастона? Я знаю, что вы не из Пайнлэнда.Вы не похожи на дебила.

– Ниоткуда я не сбежал, – сказал Ричардс, гадая, правда этоили нет, – я добирался автостопом. Дурная привычка, приятель. Ты сам-то непробовал?

– Не-а, – искренне заявил мальчик, – сейчас по дорогамгоняют всякие идиоты. Так отец сказал.

– Он прав, – заметил Ричардс, – но мне просто нужно попастьв… – движением пальцев он дал понять, что название только что вылетело у негоиз головы, -…как его… ты знаешь… аэропорт.

– Наверное, Войт Филд?

– Точно.

– Так это же в ста милях отсюда, мистер. В Дерри.

– Знаю, – печально произнес Ричардс и провел рукой по шерстиРольфа. Собака услужливо перевернулась на спину и изобразила труп. Ричардсподавил в себе болезненный смешок, – я подсел на границе Нью-Гемпшира к треммудилам. Так они меня избили, стырили мой бумажник и выбросили меня в каком-тозаброшенном торговом центре…

– А-а, знаю это место. Не хочешь зайти в дом и перекусить?

– Я бы рад, но нет времени. Мне нужно сегодня попасть в этотаэропорт.

– Снова пойдешь ловить машину? – глаза мальчика округлились.

– Придется, – Ричардс привстал и вновь опустился на землю,как будто его посетила гениальная идея, – Слушай, окажи услугу.

– Попробую, – осторожно сказал мальчик. Ричардс достал обепленки. Это специальные чеки, сказал он бойко. Если ты бросишь их в почтовыйящик, моя компания переведет в Дерри для меня кучу денег. Очень меня обяжешь.Это то, что мне нужно.

– Даже без адреса?

– Так дойдет.

– Ладно. О'кей. В Джэролде есть почтовый ящик. – Он поднялся(его неопытное лицо не могло скрыть то обстоятельство, что он был уверен, чтоРичардс врал ему прямо в глаза), – пошли, Рольф.

Он дал мальчику отойти на пятнадцать футов и позвал снова:

– Нет. Ну-ка вернись.

Мальчик вернулся на дрожавших ногах, и по лицу его быловидно, как ему страшно. Не мудрено – история Ричардса трещала по всем швам.

– Я сказал тебе все, и почти одну правду. Но я не хочу,чтобы ты проболтался.

Октябрьское утро приятно грело ему спину и шею, и он рад былбы остаться до вечера в этом ненадежном убежище. Он поднял пистолет и положилего на траву. Мальчик смотрел во все глаза.

– Правительство, – тихо произнес Ричардс.

– Да ну-у, – мальчик набрал воздуху. Рольф сидел рядом,свесив розовой язык на бок.

– Я гоняюсь за крутыми ребятами. Видишь, как они меняобработали. Эти пленки нужно переправить.

– Я отправлю их, – затаив дыхание сказал мальчик. – Подожди,а может мне сказать…

– Никому! Не говори никому 24 часа, – сказал Ричардс изловеще добавил: – Возможны ответные меры. Так что до завтрашнего дня и этогочаса ты меня Никогда не видел. Ясно!

– Да. Конечно.

– Ну, тогда за дело. И спасибо, приятель, – он протянулруку, и мальчик благоговейно пожал ее.

Ричардс видел, как он спустился с холма – мальчик в красноймайке с радостно бегущей рядом собакой.

– Почему моя Кэти не сможет завести что-нибудь подобное?

Его лицо скривилось в пугающую и совершенно бессмысленнуюгримасу ярости и ненависти. Он проклял бы самого Бога, если бы в темноте егомыслей не возник сам собой более подходящий объект для ненависти – ФедерацияИгр. А за ней, как тень более мрачного Бога, – Система.

Он следил за мальчиком, пока тот, казавшийся крошечным нарасстоянии, не бросил пленки и почтовый ящик.

Затем он онемело поднялся, оперся на костыль и поплелсяобратно в кусты в сторону дороги.

Значит, аэропорт. И, возможно, кто-то еще заплатит по счетампрежде, чем все будет кончено.

Счет продолжается…

Он заметил перекресток в миле и оставил отметку на гравийнойнасыпи между лесом и дорогой. Усевшись с видом человека, который отчаялсяпоймать машину и теперь просто наслаждается осенним солнышком, он стал ждать.Первые две машины он пропустил: в каждой видели по двое парней, и соотношениебыло не в его пользу.

Но когда появилась третья машина, он поднялся. Чувствореальности вернулось к нему. Весь этот район прочесывается – неважно, какдалеко ушел Парракис. Следующей может оказаться полицейская машина, и тогда –крышка.

В машине была женщина, и она была одна. Притормозила, дажене взглянув на него – хичхайкеров игнорируют, и мало в ком они вызываютсимпатию. Он дернул правую дверцу и вскочил в машину в тот самый момент, когдаона начала разгоняться. Отчаянно уцепившись за стойку, он волочился здоровойногой по земле. Скрип тормозов, машину развернуло.

– Что… кто… как вы смеете…

Ричардс навел на нее пистолет, понимая, что выглядит какчеловек, прокрученный в мясорубке. Устрашающий вид шел на пользу делу. Онвтянул ногу и захлопнул дверцу.

Она была одета в городском стиле. На ней были синиесолнечные очки. И сама – ничего себе.