меня не было достаточно времени, чтобы ее узнать. Но время ушло. Она не могла позаботиться о себе. Получив тяжелый ожог ноги в ванной, она была прикована к инвалидной коляске и, как говорили, быстро угасала.

  Когда 9-го февраля 2002 года она умерла, моя первая мысль была о том, что это станет тяжелым ударом для пра-ба, которая тоже угасала.

  Бабушка пыталась уговорить пра-ба не идти на похороны. Но пра-ба встала со своего одра болезни, и вскоре после этого неудачно упала.

 Папа сказал мне, что она прикована к постели в Королевском шале, разваливающемся дачном домике, в который она время от времени приезжала в течение пятидесяти лет из своей главной резиденции Кларенс-Хауза. Королевское шале находилось на расстоянии трех миль на юге от замка Виндзор, в большом парке Виндзор, это была часть королевского имения, но, подобно замку, шале находилось наполовину в другом мире. Головокружительно высокие потолки. Галечные дорожки, безмятежно вьющиеся в ярких садах.

  Шале построили вскоре после смерти Кромвеля.

  Я успокоился, услышав, что пра-ба там, я знал, что она любит это место. Папа сказал, что она в своей постели и не страдает.

  Бабушка часто к ней приезжала.

  Несколько дней спустя, в Итоне, мне позвонили, когда я делал уроки. К сожалению, я не помню, чей голос звучал на другом конце провода, кажется, мне позвонил придворный. Помню, это было как раз перед Пасхой, погода была солнечная и теплая, яркий свет лился в мое окно.

  - Ваше королевское высочество, королева-мать умерла.

  Следующий кадр: мы с Уиллом несколько дней спустя. Черные костюмы, в глазах - дежавю. Мы медленно идем за лафетом, играет сотня волынок. Эта музыка перенесла меня в прошлое.

  Меня начало трясти.

  Снова этот ужасный путь в Вестминстерское аббатство. Потом мы сели в машину и присоединились к кортежу, едущему из центра города, по Уайтхоллу, через Мэлл в Церковь святого Георгия.

  Всё утро я смотрел на крышку гроба пра-ба, на которую поставили корону. Три тысячи алмазов и украшенный драгоценными камнями крест блестел на весеннем солнце. Бриллиант в центре креста был размером с мяч для крокета. На самом деле это был не просто бриллиант, а Величайший бриллиант мира, монстр в 105 карат под названием «Кох-и-Нор». «Приобретенный» Британской империей в зените ее славы. Украденный, как думали некоторые. Я слышал, что этот бриллиант завораживает, и также слышал, что он проклят. Мужчины сражались за него, умирали за него, говорили, что это проклятие - мужское.

  Только женщинам было разрешено его носить.

  36.

  Странно после столь большой скорби просто...устроить вечеринку. Но через несколько месяцев пришло время Золотого юбилея. Пятидесятилетие бабушкиного правления.

  В то лето 2002 года мы с Уиллом дней пять доставали ежедневно из шкафа очередной выходной костюм, прыгали в черный автомобиль и неслись на очередную вечеринку или парад, прием или гала-концерт.

  Британия была в угаре. Люди танцевали на улицах, пели на балконах и на крышах. У каждого был какой-нибудь вариант национального флага. Для нации, славящейся своей сдержанностью, это было просто потрясающим выражением безудержного веселья.

  Меня, во всяком случае, это поразило. А вот бабушка, кажется, вовсе не была поражена. Меня удивляла ее невозмутимость. Не то чтобы у нее не было никаких эмоций. Наоборот, я всегда считал, что бабушка испытывает обычные человеческие эмоции. Просто она лучше, чем мы, простые смертные, умела их контролировать.

  На протяжении всего уик-энда Золотого юбилея я стоял рядом с бабушкой или позади нее, и часто мне на ум приходила мысль: «Если всё это не может ее растормошить, тогда она действительно заслужила свою репутацию невозмутимо безмятежной королевы». В таком случае, думал я, может быть, я - подкидыш? Потому что я находился на грани нервного срыва.

  Тому было несколько причин, но главная - назревающий скандал. Как раз накануне Юбилея один из придворных вызвал меня в свой маленький офис и безо всяких обиняков спросил:

  - Гарри, ты нюхаешь кокаин?

  Вариации моего ланча с Марко.

  - Что? Я...? Да как вы могли подумать...? Нет!

  - Хм. Ладно. Могли ли это сфотографировать? Может ли у кого-то быть фотография, на которой ты нюхаешь кокаин?

  - О боже, нет! Это просто смешно! С какой стати?

  Он объяснил, что к нему обратился редактор газеты, утверждающий, что у него есть фотография, на которой принц Гарри вдыхает дорожку.

  - Он - лжец. Это неправда.

  - Понятно. Как бы там ни было, этот редактор собирается навсегда закрыть фотографию в своем сейфе. Но взамен он хочет встретиться с тобой и объяснить, что твои действия разрушительны. Хочет дать тебе жизненный совет.

  - Отвратительно. И коварно. На самом деле это просто дьявольский план, ведь если я соглашусь на эту встречу, я тем самым признаю свою вину.

  - Верно.

  Про себя я подумал: «После Рехаббер Кукс всем им этого от меня и нужно. Она попала в яблочко, и теперь ее конкуренты следуют по проторенному пути».

  Когда это закончится?

  Я успокаивал себя, что у редактора ничего нет, что он просто закидывает удочку. Должно быть, до него дошли какие-то слухи, и теперь он хочет их проверить. Я сказал себе, что нужно стоять на своем, а придворному ответил, что журналист блефует, категорически опроверг обвинения. И главное - отказался от предложенной встречи.

  - Я не собираюсь поддаваться шантажу.

  Придворный кивнул. Будет сделано.

  Конечно...недавно я нюхал кокаин. На чьей-то даче, это был уик-энд охоты, мне предложили дорожку, потом я сделал еще несколько. Радости это принесло мало и не сделало меня особо счастливым, хотя окружающим казалось иначе, но благодаря кокаину я почувствовал себя по-другому, это и была главная цель. Почувствовать себя по-другому. Я был глубоко несчастным семнадцатилетним парнем, который что только ни пробовал, чтобы изменить существующий порядок вещей.

  Во всяком случае, именно это я себе говорил. В те времена я мог обманывать себя без особых усилий, так же, как придворного.

  Но сейчас я понял, что игра в кокаин не стоит свеч. Риск намного превышал выигрыш. Риск разоблачения, перспектива испортить бабушкин Золотой юбилей, прогулки по острию ножа с безумной прессой - всё это того не стоило.

  Есть и хорошие новости - я сыграл отлично. Я сказал, что журналист блефует, и он замолчал. Как я и подозревал, у него не было никакой фотографии, и когда его ставка не сработала, он отступил. (Не совсем. Он отступил в Кларенс-Хауз, где подружился с папой и Камиллой). Я стыдился своей лжи. Но и гордился ею. В затруднительном положении, в