Январь 2002 года.

  Внутри на семь газетных полос была вывернута вся эта ложь, которую пересказал мне Марко, и еще много чего. В статье меня не просто выставили злостным наркоманом, там было сказано, что недавно я лежал в реабилитационной клинике. В реабилитационной клинике! Редакторша достала фотографии, на которых мы с Марко - в пригородном реабилитационном центре, несколькими месяцами ранее, это была обычная часть моей благотворительной деятельности принца, а она извратила смысл фотографий и превратила их в подтверждение своих клеветнических измышлений.

  Я в шоке смотрел на фотографии и читал статью. Я был в ужасе, меня тошнило. Я представлял, как все мои соотечественники и соотечественницы читают эти гадости и верят написанному. Слышал, как жители Содружества сплетничают обо мне.

  - Ну и дела, вот опозорился парень.

  - Бедный его отец - после всего, что ему пришлось пережить.

  Кроме того, меня просто убивала мысль о том, что отчасти всё это было делом рук моей семьи, моего родного отца и будущей мачехи. Они поддержали эту бредовую идею. Зачем? Чтобы немного облегчить свою жизнь?

  Я позвонил Уиллу. Я не мог говорить. Он - тоже. Он сочувствовал мне, и не просто сочувствовал. («Нечестная игра, Гарольд»). Иногда он злился из-за этого всего даже больше, чем я, потому что знал больше подробностей о пиарщике и кулуарных переговорах, в результате которых Запасной был публично принесен в жертву.

  Но при этом он убеждал меня, что ничего нельзя было сделать. Это всё папа. И Камилла. Издержки королевской жизни.

  Нашей жизни.

  Я позвонил Марко. Он тоже мне посочувствовал.

  Я попросил его напомнить, как зовут эту редакторшу. Марко назвал ее имя, и я его запомнил, но с тех пор не произносил много лет и не хочу называть это имя здесь. Избавлю от этого читателей и себя. Кстати, случайное ли это совпадение: имя женщины, которая наврала, что я лежал в рехабе, - идеальная анаграмма имени...Рехаббер Кукс? Не пытается ли Вселенная что-то мне сказать?

  И кто я такой, чтобы ее не слушать?

  Несколько недель газеты пересказывали клевету Рехаббер Кукс, публиковали новые столь же фальшивые отчеты о непотребствах в «Клубе Г». В этих статьях наш невинный подростковый клуб изображали спальней Калигулы.

  Примерно в это время одна из близких папиных подруг приехала в Хайгроув. Приехала с мужем. Папа попросил меня провести для них экскурсию. Я водил их по паркам, но их не интересовала папина лаванда и жимолость.

  Женщина нетерпеливо спросила:

- Где «Клуб Г»?

  Запойная читательница газет.

  Я привел ее к дверям, открыл их. Указал на темную лестницу.

  Она сделала глубокий вдох и улыбнулась:

- О, даже пахнет травой!

  Не пахло там травой. Это был запах сырой земли, камня и мха. Запах срезанных цветов, беспримесной грязи и, возможно, немного - пива. Очаровательный запах, абсолютно органический, но благодаря силе внушения эта женщина почувствовала другой запах. Даже когда я поклялся ей, что никакой травы нет, что мы никогда не принимали там наркотики, она мне подмигнула.

  Я подумал, что она собирается попросить меня продать ей пакетик.

  35.

  Наша семья больше не увеличивалась, на горизонте не было новых женихов и невест, никаких новых младенцев. Мои дяди и тети, Софи и Эдвард, Ферджи и Эндрю, перестали увеличивать свои семьи. Папа, конечно, тоже. Наступила эпоха статического равновесия.

  Но сейчас, в 2002 году, до меня и до всех нас дошло, что семья вовсе не статична. Скоро нас станет меньше.

  Принцесса Маргарет и пра-ба чувствовали себя плохо.

  Я не знал принцессу Маргарет, которую называл «тетя Марго». Да, она была моей двоюродной бабушкой, у нас были 12,5 процентов общего ДНК, большие праздники мы отмечали вместе, но всё равно для меня она оставалась абсолютной незнакомкой. Подобно большинству британцев, я в основном знал «о ней». В общих чертах мне были известны события ее печальной жизни. Ее великие любови, которые разрушил Дворец. Веселое саморазрушение, подробности которого смаковала желтая пресса. Поспешное замужество, которое вызвало осуждение и закончилось еще хуже, чем думали. Ее муж оставлял по всему дому ядовитые записки, обжигающие списки ее недостатков, «Двадцать пять причин моей ненависти к тебе!'».

  Взрослея, я испытывал к ней мало жалости, скорее, она заставляла меня нервничать. Она могла убить комнатное растение, просто нахмурившись. Когда она находилась в поле зрения, я, в основном, старался держаться от нее подальше. В тех редчайших случаях, когда наши дороги пересекались, когда она снисходила до того, чтобы обратить на меня внимание и поговорить со мной, мне было интересно, есть ли у нее какое-то мнение обо мне. Кажется, нет. Или, учитывая ее тон и холодность, мнение было не очень хорошим.

  Но однажды на Рождество она раскрыла тайну. Вся семья собралась, чтобы открыть подарки в канун Рождества - эта немецкая традиция пережила превращение фамилии «Саксен-Кобург-Готтсские» в английскую фамилию «Виндзоры». Мы были в Сандрингеме в большой комнате с длинным столом, накрытым белой скатертью, на столе стояли белые карточки с именами. По традиции в начале вечера каждый из нас становился возле своей горы подарков. Потом все одновременно начинали их открывать. Начинался хаос, все эти родственники говорили одновременно, развязывая бантики и разрывая оберточную бумагу.

  Стоя у своей горы подарков, я решил сначала открыть самый маленький. На ярлыке указано: «От тети Марго».

  Я осмотрел коробочку и крикнул:

  - Спасибо, тетя Марго!

  - Надеюсь, тебе понравится, Гарри.

  Я разорвал оберточную бумагу. Это была...

  Шариковая ручка?

  Я сказал:

  - О, шариковая ручка. Ух ты.

  Она ответила:

  - Да, шариковая ручка.

  Я сказал:

- Огромное спасибо.

  Но она подчеркнула, что это - не просто шариковая ручка. Эту ручку обвивает маленькая резиновая рыбка.

  Я воскликнул:

  - О! Шариковая ручка-рыбка! Прекрасно.

  А про себя подумал:

  - Да у нее просто рыбья кровь.

  Я взрослел, и иногда мне приходило в голову, что нам с тетей Марго надо подружиться. У нас так много общего. Мы - двое Запасных. Ее отношения с бабушкой не были точным аналогом моих отношений с Уиллом, но довольно похожи. Это соперничество, кипящее на медленном огне, острая конкуренция (главным образом - со стороны старшей сестры или брата), всё это было мне знакомо. В этом тетя Марго была похожа на маму. Обе - бунтарки, обе получили ярлык сирен. (Пабло Пикассо был одним из множества мужчин, одержимых Марго). Так что, когда в начале 2002 года я узнал о болезни тети Марго, мне стало жаль, что у