пугающем кризисе, я не чувствовал никакой безмятежности, как бабушка, но, по крайней мере, мне удалось ее изобразить. Я изобразил ее суперспособность - ее героический стоицизм. Мне было жаль, что пришлось рассказать придворному небылицу, но альтернатива была в десять раз хуже.

  Так что...хорошая работа?

  Может быть, я все-таки не был подкидышем.

  37.

  Во вторник, в кульминационный день юбилея, миллионы людей наблюдали, как бабушка едет из Дворца в церковь. На торжественный благодарственный молебен. Она ехала с дедушкой в золотой карете - каждый квадратный дюйм блестел золотом. Золотые двери, золотая крыша, всё это великолепие венчала золотая корона, которую держали на вытянутых руках ангелы из сияющего золота. Карету построили за тринадцать лет до Американской революции, и она до сих пор прекрасно ездила. Когда бабушка и дудушка неслись в карете по улицам, где-то вдали огромный хор грянул коронационный гимн: «Возрадуйся! Возрадуйся!». Мы так и делали! Мы радовались! Даже у самых заклятых противников монархии мурашки шли по коже.

  Кажется, в тот день был ланч, и званый обед, но всё это немного разочаровывало. Все признавали, что главное событие произошло прошлым вечером в саду Букингемского дворца - это был концерт величайших музыкантов столетия. Пол Маккартни спел «Ее Величество». Брайан Мэй спел на крыше «Боже, храни королеву». Многие говорили, что это изумительно. Как чудесно, что бабушка - такая модная, такая современная, разрешает и действительно наслаждается этим современным роком.

  Сидя позади нее, я тоже невольно об этом думал. Я смотрел, как она притопывает ногой и время от времени покачивается, мне хотелось ее обнять, но, конечно, я этого не сделал. Об этом не могло быть и речи. Я никогда ее не обнимал и не мог представить себе обстоятельства, при которых мне могли бы это позволить.

  Существует знаменитая история о том, как мама попыталась обнять бабушку. Это был скорее выпад, чем объятия, если можно верить словам очевидцев. Бабушка увернулась, чтобы избежать прикосновения, и всё закончилось очень неуклюже - с отведенными глазами и бормотанием извинений. Каждый раз, когда я пытался представить себе эту сцену, мне это напоминало предотвращение карманной кражи или отбирание мяча в регби. Наблюдая, как бабушка зажигает под музыку Брайана Мэя, я задавал себе вопрос, пытался ли папа когда-нибудь ее обнять? Наверное, нет. Когда ему было пять или шесть лет, бабушка бросила его, уехала в королевское турне на несколько месяцев, а вернувшись, крепко пожала ему руку. А от дедушки он, наверное, никогда не получал и этого. Дедушка был так замкнут, так занят путешествиями и работой, первые несколько лет жизни папы он вообще редко с ним виделся.

  Концерт прододжался, и я начал уставать. У меня болела голова от громкой музыки и из-за стреса последних нескольких недель. А у нее - никаких признаков усталости. Такая же крепкая. Всё так же притопывает ногой и покачивается в такт музыке.

  Вдруг я присмотрелся поближе. Заметил что-то у нее в ушах. Что-то...золотое?

  Золотое, как карета.

  Золотое, как ангелы.

  Я подался вперед. Возможно, не совсем золотое.

  Нет, что-то более ярко-желтое.

  Да. Желтые затычки для ушей.

  Я опустил глаза и улыбнулся. Снова подняв голову, я начал весело наблюдать, как бабушка притопывала в такт музыке, которую не слышала, или музыке, которая казалась ей умной и утонченной благодаря ...дистанцированию. Благодаря контролю. Мне захотелось обнять бабушку больше, чем когда-либо.

  38.

  Тем летом я поговорил с папой в Балморале, хотя это мог быть и Кларенс-Хаус, где он жил практически всё время. Папа переехал туда вскоре после смерти пра-ба, и когда он там жил, я жил там вместе с ним.

  Когда был не в Мейнор-Хаусе.

  Последний год моей учебы в Итоне подходил к концу, и папа хотел обсудить, как я вижу свою жизнь после окончания Итона. Большинство моих товарищей отправится в университет. Уилл уже учился в Сент-Эндрюсе, его успехи были блестящи. Хеннерс сдал экзамены на аттестат о среднем образовании в школе Харроу и собирался в Ньюкасл.

  - А ты, мальчик мой? Ты задумывался...о будущем?

  Ну а как же, конечно. Несколько лет я на полном серьезе рассуждал о том, что устроюсь на лыжный курорт в Лех-ам-Арльберге, куда нас часто возила мама. Чудесные воспоминания. Особенно мне хотелось работать в кафе-фондю в центре города, в ее любимом кафе. Фондю может изменить вашу жизнь. (Вот таким я был безумцем). Но сейчас я сказал папе, что отказался от фантазий о фондю, и он вздохнул с облегчением.

  Но теперь я увлекся новой идеей - решил стать лыжным инструктором...

  Папа снова напрягся:

  - Об этом не может быть и речи.

  - Ладно.

  Долгая пауза.

  - Как насчет...проводника на сафари?

  - Нет, мальчик мой.

  Всё усложнялось.

  У меня было два противоречивых желания: с одной стороны, хотелось придумать что-то креативное, чтобы все мои родственники и соотечественники удивились и сказали: «Что за черт...?». Хотелось сбежать, исчезнуть, как мама. И другие принцы. Вот как тот парень давным-давно в Индии, который просто ушел из дворца и сел под прелестное дерево баньяна. Мы о нем читали в школе. То есть предполагалось, что читали.

  А с другой стороны, у меня были огромные амбиции. Считается, что у Запасного нет и не может быть никаких амбиций. Люди думают, что у королевских отпрысков вообще нет карьерных устремлений и тревог. Ты - член королевской семьи, для тебя делают всё, о чем волноваться? Но на самом деле я очень волновался о том, как найти свой собственный путь, свою цель в этом мире. Я не хотел превратиться в одного из тех попивающих коктейли лентяев, от которых все отвернулись и которых избегают на семейных торжествах. Таковых на протяжении веков в моей семье было много.

  На самом деле папа мог бы пополнить их число. Он говорил мне, что его всегда отговаривали от упорной работы. Говорили ему, что Наследник не должен «делать слишком много», не должен слишком стараться, иначе он рискует затмить монарха. Но папа взбунтовался, прислушался к своему внутреннему голосу, нашел работу, которая внушала ему энтузиазм.

  Этого он хотел и для меня.

  Вот почему папа заставлял меня поступить в университете. Он знал, что тяги к учебе нет у меня в крови. Не то чтобы я был против университета как такового. Бристольский университет меня заинтересовал. Я изучал их буклеты, даже подумывал о курсе истории искусств. (На этом курсе много хорошеньких девушек). Но я просто не мог представить, что несколько лет буду корпеть над книгами. Мой наставник в