Брэдли и Стейси вернулись в шесть, и Брэдли постучал большимпальцем по Фри-Ви.

– Все устроено, дружище. Мы выезжаем сегодня вечером.

– Сейчас?

Брэдли улыбнулся без всякого юмора.

– Не хочешь разве увидеть себя нос к носу?

Ричардс понял, что хочет, и когда возникла заставка«Бегущего», стал зачарованно смотреть.

Бобби Томпсон, не мигая, вставился в камеру из центра яркоосвещенного круга в море темноты.

– Смотрите, – произнес он. – Вот волк, рыщущий среди нас.

Огромное увеличенное лицо Ричардса появилось на экране. Оностояло с минуту, затем уступило место другой фотографии, на этот раз в видеДжона Гриффена Спрингера.

Вновь на экране Томпсон, очень серьезный. – Сегодня яобращаюсь в первую очередь к жителям Бостона. Вчера вечером пятеро полицейскихв агонии погибли в пламени подвала Бостонского здания ИМКА от рук этого волка,устроившего хитрую безжалостную западню. Кто он сегодня? Где он сегодня?Смотрите! Смотрите на него!

Томпсон на экране растворился, и начался первый клип,отснятый этим утром. Стейси бросил их в почтовый ящик на Коммонвелс Авеню надругом конце города. Ма держала камеру в задней комнате после того, как былизадрапированы окно и вся мебель.

– Все, кто смотрит меня сейчас, – медленно произнес Ричардсна экране. – Не вы, техники, не вы, обитатели особняков, – не к вам, говноедам,я обращаюсь. Вы, люди в кварталах Развития, в гетто, в дешевых домах. Вы, парнив мотоциклетных бандах. Вы, безработные. Вы, малыши, взятые за наркотики,которых у вас нет, и преступления, которых вы не совершали, потому что Системане хочет, чтобы вы собирались вместе и разговаривали. Я хочу рассказать вам острашном заговоре, призванном лишить вас даже права дышать в…

Звук неожиданно превратился, в смесь писка, треска ибульканья. Минуту спустя он совсем исчез. Губы Ричардса шевелились, но неиздавали ни звука.

– По-видимому, технические неполадки, – без запинки произнесголос Бобби Томпсона, -но мы и не нуждаемся в том, чтобы выслушиватьрадикальные бредни этого убийцы, мы и так знаем, с кем имеем дело.

– Долой! – завопила публика.

– Что вы сделаете, если встретите его на вашей улице?

– СДАДИМ ЕГО!

– А что мы сделаем, когда поймаем его?

– УБЬЕМ ЕГО!

Ричардс обрушил кулак на потертую ручку единственного креслав кухне-гостиной.

– Вот сволочи, – беспомощно произнесен.

– Ты думал, они позволят тебе выйти с этим в эфир? –насмешливо спросил Брэдли. – О нет, дружище. Я удивлен, что они и столько-товыпустили.

– Я так не думал, – слабо возразил Ричардс.

– Знаю, что не думал, – сказал Брэдли. Первый клип сменялсявторым. В этом Ричардс призывал взять штурмом библиотеки, требовать карточки,открыть правду. Он зачитал список книг о загрязнении воздуха и воды, данный емуБрэдли. Ричардс на экране открыл рот.

– Вы все мудаки, – сказал он. Губы открылись для другихслов, но кто из двухсот миллионов зрителей заметит это?

– Идите на… свиньи. На… Комиссия Игр. Я убью каждую свинью,которую увижу. Я…

Это продолжалось так долго, что Ричардсу захотелось заткнутьуши и выбежать из комнаты. Он не мог сказать, был ли то голос подражателя, илиже речь была склеена из кусочков его записей.

За клипом последовало совмещенное изображение лица Томпсонана экране и фотографии Ричардса.

– Задержите его, – сказал Томпсон. – Задержите убийцу. Онподнимет злодеев вроде себя на мятеж, они пройдут по вашим улицам, насилуя,поджигая и громя. Этот человек будет лгать, обманывать, убивать. Он уже делалвсе это.

– Бенджамин Ричардс! – Голос звучал с холодным повелительнымветхозаветным гневом. – Ты смотришь? Если да, знай, что тебе заплатили твоигрязные деньги за кровь. Сотню долларов за каждый час, что ты был на свободе –всего пятьдесят четыре часа. – И еще пятьсот долларов. По сто за каждого изэтих пятерых.

Лица молодых полицейских с ясными чертами стали появлятьсяна экране. Фотографии были, очевидно, сделаны во время выпускного экзамена вПолицейской Академии. Они выглядели юными, полными надежды и жизненной силы,душераздирающе ранимыми. Нежно запела одинокая труба.

– А это… – голос Томпсона был хриплым от переполнявших егочувств, -…это их семьи.

Жены, улыбающиеся в надежде. Дети, которых уговорилиулыбнуться в камеру. Множество детей. Ричардс, дрожа и испытывая тошноту,опустил голову и зажал рукой рот.

Теплая и сильная рука Брэдли опустилась ему на шею.

– Эй, послушай. Нет же. Это все надувательство. Это всеподделка. Они были, скорее всего, сворой старых цепных псов, которые…

– Заткнись, – сказал Ричардс. – Только заткнись. Только.Пожалуйста. Заткнись.

– Пятьсот долларов, – произнес Томпсон с бесконечнойненавистью и презрением в голосе. Вновь на экране лицо Ричардса, лишенноевсякого чувства, если не считать кровожадного блеска в глазах. – Пятьполицейских, пять жен, девятнадцать детей. Получается как раз примерносемнадцать долларов двадцать пять центов за каждого умершего, обездоленного, сразбитым сердцем. Да, ты дешево берешь, Бен Ричардс. Даже Иуда получил тридцатьсребреников, но ты и этого не просишь. Где-то сейчас мать говорит малышу, чтопапане вернется, потому что отчаянный алчный человеке оружием…

– Убийца! – Зарыдала какая-то женщина. – Низкий грязныйубийца! Покарай тебя Бог!

– Разрази его гром! – Над публикой раздавался монотонныйгул: – Задержать его! Он получил кровавые деньги – пусть умрет от насилия, какжил. Пусть каждая рука поднимется на Бенджамина Ричардса!

Ненависть и страх в каждом голосе нарастали ровным пульсирующимревом. Нет, они его не сдадут. Они разорвут его в щелочки, как только увидят.Брэдли выключил экран и повернулся к нему.

– Вот с чем ты имеешь дело, дружище. Как тебе нравится.

– Может быть, я их убью, – задумчивым тоном произнесРичардс. – Может быть, прежде чем меня прикончат, я доберусь до двадцатогоэтажа и выловлю вонючек, которые это написали. Может быть, я их всех убью.

– Не говори больше! – дико разрыдался Стейси. – Не говорибольше об этом!

В соседней комнате тяжелым искусственным сном спала Кэсси.