«Глупости, глупости, – твердила она себе, – быть того неможет. Просто похож – ну, случается такое, случается. Просто похож…»

Послышался стук открываемой двери. Рядом громко, трудновздохнул Абдель, щелкнул расшлепанными сандалиями.

Марьяна с опаской приоткрыла глаза.

Толстый негр изо всех сил старался вытянуться во фрунт переддвумя мужчинами, вошедшими в комнату.

Hа обоих были только шорты, не скрывавшие богатырской статиодного и изящества другого. Hа него-то, на этого другого, и уставилась Марьяна.

Это был тот самый красавец с портрета. Да уж, художник емуне польстил: наяву этот человек оказался еще прекраснее, правда, не стольбезмятежно юн. И все равно – невозможно было отвести взгляда от этой изысканнойформы носа, изящного абриса губ, невероятно длинных, каких-то нарядных ресниц,огромных сияющих глаз… которые вдруг изумленно расширились при взгляде наМарьяну, а потом сощурились и сделались узкими, беспощадными, точно два лезвия.Белоснежные зубы блеснули в жестоком оскале, нежные, чуть подрумяненные щекивмиг ввалились, губы присохли к зубам…

Теперь-то он весьма отдаленно напоминал сладкого красавчикана портрете! Зато был поразительно похож на того человека, с которым три годаназад в загсе Нижегородского района Нижнего Новгорода развелась МарьянаЛепская, вернув после развода свою девичью фамилию – Корсакова.

Да, перед нею, отражаясь в бесчисленных зеркалах, словнопризрак, явившийся из темных бездн былого, стоял не кто иной, как БорисЛепский. Ее бывший муж.

* * *

Одно знала Марьяна о том времени совершенно точно: если быне Борис, отец умер бы на год раньше. И она помнила об этом всегда, а попытайсяМарьяна забыть об этом, мама не дала бы сделать этого.

Она-то, Ирина Сергеевна, и привела в дом Бориса. Встретилаего в Центре нетрадиционной медицины, куда погнало ее отчаяние и желаниеухватиться за любую соломинку – пусть даже и за сенную труху, за стебельаконита, за иссохший корень родиолы – и чему там еще приписывают целителичудодейственные свойства в борьбе против рака? Пока сидела в очереди кконсультанту, разболелась голова, да так, что пришлось зайти в крошечныйаптечный кабинетик – здесь же, при Центре. Там хозяйничал изящный, красивыйбрюнет с внимательными черными глазами и вкрадчивыми манерами. На карманчикеего халата болталась бирочка: «Вас обслуживает провизор Борис ЕфимовичЛепский». Ирина Сергеевна едва не ахнула: Ефим Лепский в достопамятныесоветские времена служил заведующим обкомовской клиникой, и хоть женыинструкторов были для него мелковатой сошкой – он с самой первой дамой запростораскланивался и ручки ей целовал, когда та соизволяла наведаться в поликлинику,а не на дом вызывала врачей, – а все же воспоминание из той, благополучной,обеспеченной, стабильной жизни показалось Ирине Сергеевне столь милым сердцу,что она радостно поздоровалась с «провизором Борисом Ефимовичем», спросила оботце и не заметила, как выложила печальную историю своей семьи. Борис былудивительно любезен и внимателен, слушал щебет Ирины Сергеевны не отрываясь:благо в аптеку вошли за это время всего два-три человека, да и те поспешноретировались, шокированные запредельными цифрами, обозначенными на ценниках.

– Знаете, есть хорошие старинные русские рецепты, – сказалон наконец. – Скажем, сушеные цветы картофеля. Настой корней пиона. Ну и, конечно,аконит. Однако это средство крутое и опасное, в самом деле надо бытьосторожным, поговорить со специалистом. Если хотите, я дам его координаты. Ну асушеные цветы картофеля можно хоть сейчас попробовать.

– Да где же я их возьму? – в ужасе спросила Ирина Сергеевна:на дворе стоял февраль.

– Ничего, найдем, – решительно мотнул своей красивой головойБорис – и правда, нашел. Затем свел Ирину Сергеевну со знатоком аконита – увы,толку из этого не вышло, процесс был уже необратим. И ни цветки картофеля, никорни пиона, ни настойка алоэ и пеларгонии, то есть герани, на коньяке сдобавлением трех капель йода – ничто иное уже не могло спасти МихаилаАлексеевича. У него начались боли, да такие, что шок, по словам врача, могубить его раньше, чем собственно болезнь. И тут снова оказался необходим Борис,который без рецепта добывал Корсаковым такие болеутоляющие, о каких они ипонаслышке не знали! Именно благодаря Борису угасал Михаил Алексеевич тихо,спокойно, достойно, терзаемый только моральными, но отнюдь не физическимиотвратительными страданиями.

Борис оказался незаменим и еще в одном смысле: он обожалбеседовать с Корсаковым-отцом. Удовольствие получали взаимное: Борис тожеувлекался «Бардо Тодол», тибетской «Книгой мертвых», только, так сказать, умозрительно,тогда как для Корсакова в то время это было учебником перехода. Борис мечталраздобыть настоящий атлас тибетской медицины – в английском переводе,разумеется. В надежде на исполнение мечты он штудировал язык и ужаснообрадовался, узнав, что Марьяна заканчивает английский факультет иняза.Конечно, она не отказалась давать ему уроки. Впрочем, вскоре выяснилось, чтоучительница интересует его куда больше, чем обучение.

Отец с матерью, конечно, догадались обо всем раньше. Борисим обоим нравился, особенно Ирине Сергеевне, уж куда больше, чем Марьяне,которая, впрочем, находила его очень милым и очень – просто потрясающе! –красивым. На него «запали» все Марьянины подруги, а она – нет, хотя то, чтоБорис «запал» на Марьяну, не видно было только слепому и дураку. Ну что ж,значит, она была слепой дурой, потому что нипочем не хотело ее сердцевздрагивать и замирать при виде Бориса! Все, что она испытывала к нему, –благодарность за помощь отцу. Это-то и бесило Бориса больше всего.

– Будь я добрым дедушкой-профессором, который пользуеттвоего батюшку, ты относилась бы ко мне совершенно так же, – как-то раз бросилон раздраженно. – А я не добрый дедушка! Конечно, и не доктор Чехов, но все жене последнее ничто.

– Я Чехова терпеть не могу, успокойся, – попыталась свестивсе к шутке Марьяна. – У него вообще не было бы шансов! А ты только мигни –девчонки к тебе слетятся стаями!

– Мне и мигать не надо, они и без того вокруг роятся, – такпечально объявил Борис, словно сообщил, что отродясь на него ни одна девушка невзглянула. – Вот только ни одна из этих, на все готовых, мне и даром не нужна!Вот такая, как ты, – леди! От слова «ледяная». Гордая, холодная аристократка.

Марьяна так и фыркнула. Это она-то – леди? Аристократка? Сее-то курносым носом, круглыми серо-зелеными глазами и полудетскими русымикудряшками, которые не держатся ни в одной прическе? С ее пухлыми щечками ислишком маленьким ртом? Вот если бы она унаследовала утонченную красоту своейсинеглазой матушки – тогда еще ладно бы…

Дальше Борис изрек вообще что-то непонятное: