Небесные, предвечные мать и сын смотрели на неевыжидательно: мол, кого еще назовешь? Себя не забудь! Марьяна на всякий случайпопросила еще и за князя Ваську, ну и матушку свою упомянула, хотя вряд ли ейтам что-то угрожало, в том баснословно далеком Дивеевском монастыре, за тридевятьземель отсюда. Наконец-то Марьяна вспомнила и о себе, и за себя помолилась…

И тут телефон начал трезвонить. Однако это были не условныеВаськины звонки, а долгие трели. Похоже, звонившие к Шеметовым были весьматерпеливыми людьми, потому что один раз Марьяна насчитала пятнадцать басовитых,напоминающих пароходную сирену гудков! Только тут она вполне оценила выучку имудрость князя-суперагента: не разработай Васька свой код, Марьяна хватала бытрубку на всякий бряк, а ведь наверняка все приятели Шеметовых – местные,арабы. Хороша была бы Марьяна, отвечая на их недоуменные вопросы со своим болеечем скудным словарным багажом! Разве что по-английски… Но как объяснять, пустьи по-английски, кто она и почему сидит у Шеметовых на телефоне?

А потом телефон замолчал, и надолго. Однако легче Марьяне нестало, потому что, когда она, посидев в тишине, снова решилась дозвониться докого-нибудь из своих, трубка не откликнулась гудком.

Аппарат отключился.

Марьяна уставилась на него с испугом, щедро приправленнымненавистью. Теперь она совершенно не представляла, что делать!

Бежать отсюда? Ждать? Но чего ждать?

Eй частенько приходилось искать подсказку судьбы в наобумраскрытых книжках, искать в сумятице строк особый пророческий смысл. Вот исейчас: не глядя, открыла «Тайну пирамиды», оказавшуюся под рукой весьмакстати, не глядя, ткнула пальцем в страницу. Однако почему-то никак не могларешиться посмотреть на предсказание. Наконец, двадцать раз уверив себя, что всеравно это просто чепуха, осторожно прочла:

«Еще Страбон писал о пирамиде Хеопса: «На боку пирамиды нанебольшой высоте есть камень, который можно отодвинуть. Если приподнять этоткамень, откроется извилистый ход, ведущий к могиле».

В это последнее слово и упирался палец Марьяны, словноуказующий перст судьбы…

Тут слезы снова нахлынули, а поскольку некого былостыдиться, кроме себя, Марьяна и предалась единственному доступному ей занятию:горькому плачу.

Испугавшись, что вот-вот просто спятит на почве истерики,наконец пошла в ванную и долго умывала распухшее, горящее от слез лицо, пока неспохватилась, что за шумом воды не услышит звонка, если телефон каким-то чудомисправится.

Ринулась обратно в комнату – и запнулась, услышав чей-тонегромкий окрик за окном:

– Эй, ты! Выходи!

Говорили по-английски.

Марьяна, прячась за выгоревшей, однако до хрустанакрахмаленной ситцевой шторкой, подкралась к окну – и обомлела, увидев двевысокие мужские фигуры, стоявшие в палисаднике и наставившие на дом пистолеты.

Первым чувством было какое-то полудетское, наивное изумлениеполной разболтанностью охраны правопорядка в этом несусветном городе. Ни стыда,ни совести у здешних громил! А вдруг все-таки нагрянет полиция? Хоть бы дляприличия таились, перебегали к крыльцу под прикрытием кустов…

Ей стало чуть полегче, когда один из незнакомцев, невысокий,тощий араб, задрал майку и вынул из-за пояса нечто, до боли напоминающееполицейский жетон.

Неужели все-таки правопорядок здесь блюдется?! Марьяна неверила своим глазам: от кого охраняют граждан? От нее? Каким образом и почемуна нее вышли местные копы, столь старательно загримированные под уличныхоборванцев? Предположим, они-то и есть суперагенты, но какой интерес для нихможет представлять какая-то Марьяна? Неужели предполагают, что это она навела«порядок» на вилле «Клеопатра», а потом сбежала? Глупости. И откуда они вообщезнают о ее местонахождении?! Следили за их с Васькой такси? Чего ради?!Единственное правдоподобное объяснение, которое могло прийти в голову: соседизаметили мелькающую в доме фигуру и подняли тревогу. Однако, оглядев глухиезаборы и завешанные тряпьем балконы ближней «высотки», Марьяна покачалаголовой. Куда там! Если только в одном из домов не выставлена стереотруба,никто не мог дать знать в полицию о ее присутствии, кроме…

Кроме Васьки.

Ну конечно же! Все очень просто, даже смешно. Васька,очевидно, обнаружил на вилле «Клеопатра» что-то такое, из-за чего вызвал полицию.А они поехали за Марьяной – может быть, как за единственной оставшейся в живыхобитательницей этой виллы…

У нее перехватило горло от ужасной картины, вмигнарисованной воображением, и тут взгляд ее оторвался от араба (который подприкрытием своего жетона все ближе подбирался к крыльцу) и упал на егоспутника, толстощекого негра в полосатой рубахе навыпуск и просторных белыхштанах.

Марьяна могла бы спорить на что угодно, что уже видела егосегодня. Но где? Случайно на улице? Да она их штук пятьсот видела, негров-то, счего было запоминать именно этого? Или просто кажется? Да неважно, ей-Богу. Всеразъяснится, когда она выйдет к этим бравым местным копам. Нет, не очень-тобравым: вон как наставили на дом револьверы! Будто собираются брать «незаконноебандформирование»! Марьяна вымученно улыбнулась мимолетному воспоминанию.Неужели Васька не сказал им, что она здесь совсем одна, не вооружена и вполнебезопасна?

Что, выходить с поднятыми руками – на всякий случай? Кривоусмехнувшись, она шагнула к выходу, потянувшись за платком, брошенным на стул.Платок соскользнул, Марьяна наклонилась за ним, но нечаянно смахнула на полсочинение академика Шеметова. Жаль, не прочитала. Разве что одолжить на время?Поможет отвлечься. Васька, наверное, не будет возражать.

Она шагнула к выходу – и вдруг увидела, что во дворе уже недва, а три человека.

От калитки торопливо шла невысокая худенькая женщина,смуглая и изящная, как арабка, однако с выгоревшими льняными кудрями иудивительными ярко-бирюзовыми глазами. На ней была какая-то смешная белаяпанамка и ситцевое просторное платье. Выглядела она совсем как девчонка, однакоМарьяна сразу догадалась, кто эта неожиданно появившаяся женщина. Васькинаматушка наконец-то пожаловала!

Надо полагать, она очень удивилась, обнаружив в своем садикедвух копов, засевших на клумбах с пышными гладиолусами. Особенно бесцеремоннодержался негр, который воздвиг свое толстое тело точнехонько посреди клумбы,сломав несколько хрупких стеблей. Марьяна не без злорадства проследила за взглядомхозяйки, мечущим бирюзовые молнии в этого наглеца, – и вдруг у нее ослабеликоленки, сухо, отвратительно сухо сделалось во рту.