Салех, маявшийся возле автомобиля с искаженным злобой лицом,сунулся было к Марьяне, но Абдель, даже не замахиваясь, беззлобно ткнул его вподвздох пухлым кулаком и устало попросил «не дергаться». Потом добавил ещечто-то по-арабски, и не зря, очевидно, Марьяне послышалось слово «босс»: Салехстал как шелковый и безропотно принялся наводить в автомобиле порядок, щедровыплескивая в салон воду из бутылок и рысцой бегая за новой.

Да, получалось, Марьяне было за что благодарить не толькоАбделя, но и этого неведомого босса… за многое, если не за очень многое! Вовсяком случае, она пока жива.

Съежившись под стеной караван-сарая, дрожа в своем промокшемкрепдешине (ночью в пустыне трудно, почти невозможно поверить в дневную адскуюжару!), она исподтишка оглядывалась по сторонам, ища путь к бегству – и ненаходя его. Во-первых, толстый Абдель не спускал с нее глаз. Во-вторых,единственным человеком, у которого она могла просить помощи, был тощий старик слысым черепом, похожий в своей белой рубахе на древнеегипетского жреца иглядевший на Марьяну и ее охранников провалившимися, высохшими глазами мумии.

Cалех оказался неуклюж и возился с уборкой долго. Марьянатак замерзла, что почти с радостью залезла в салон автомобиля, столь щедровспрыснутый Абделем из баллончика с надписью «Eau de toilette», что онаневольно расчихалась. Теперь – очевидно, в целях безопасности ценного груза –Абдель сел на заднее сиденье, а Салех угрюмо сгорбился за рулем, исподтишкабросая в зеркальце мрачные взгляды на Марьяну и Абделя, которого это, похоже,от души забавляло.

– Ревнует твой дружок, а? – то и дело спрашивал он. – Аможет быть, сжалишься над ним?

Он до такой степени опостылел Марьяне со своим поистинечерным юмором, что она почти обрадовалась, когда машина наконец замедлила ход.

Похоже, Марьяна приближалась к месту своего назначения… Онаприльнула к окну, пытаясь хоть что-то уловить в сплошной чернильной тьме,однако успела увидеть только яркие огни большого города на горизонте.

Абдель, хохотнув: «Закрой глазки, моя красавица!» – ловконабросил ей на голову короткий темный матерчатый мешок, одновременно заломив рукиза спину.

Автомобиль остановился, посигналив. Абдель вытолкнул Марьянунаружу, и они пошли. Девушка то и дело спотыкалась, и ей чудилось, что землягудит под ногами. Где-то совсем близко слышался истошный собачий лай.

Абдель заговорил с кем-то по-арабски, однако в ответзазвучала английская речь:

– Где-где! Болтает с Бобом, где же еще!

– А, с Бо-обом! – понимающе протянул Абдель. – А мы емутакую красотку привезли – пальчики оближешь!

– Это она ему кое-что оближет, – хохотнул встречавший. –Веди ее пока в гостиную. Босс велел принять ее прилично. А ведь вы небосьпоимели девочку по пути? Смотрите, боссу это не понравится!

– Некоторые из нас чуть ли из штанов не выпрыгивали, –усмехнулся Абдель. – А некоторые крепко их держали. Девочка вполне в порядке,готова к внутреннему употреблению.

– Одному Аллаху известно, дойдет ли до нее очередь, – сноткой искренней озабоченности произнес встречавший. – Тут уже есть одна. Ну,скажу я вам… Неизвестно, правда, что от нее достанется…

Мужчины зашлись таким ржанием, что даже собаки на мигпритихли, а потом снова зашлись лаем и воем.

– Эх, мне бы туда войти с автоматом, к этим тварям! –мечтательно протянул невидимый Марьяной охранник.

– Ты что, сдурел? Там же породистой собачины на миллиондолларов, – комически ужаснулся Абдель. – Слушай, задница, долго ты будешьдержать нас на холоде?

– Ладно, идите, – неохотно сказал охранник, и Абдельподтолкнул Марьяну:

– Вперед, моя сладкая. Не бойся, больно не будет.

Марьяна приказала себе не слышать ничего, кроме звука своихшагов.

Сперва под ногами разъезжался и поскрипывал песок, потомсандалии прохладно зашлепали по мраморным плитам. Пять ступенек вверх.Кондиционированная прохлада. Двадцать шагов, поворот. Еще ступеньки, площадка,ступеньки. Еще пять шагов. Открылась дверь.

Абдель поддержал Марьяну, чтобы та не споткнулась на пороге,потом сдернул с ее головы колпак – и она с невольным стоном прижала к глазамкулаки, ослепленная светом громадной хрустальной люстры, низко спущенной спотолка на золоченой цепи.

Сперва Марьяне показалось, что она окружена множеством ламп,так все сверкало, светилось вокруг, – но это были зеркала.

Марьяна с изумлением оглядывалась.

Будуар или спальня какой-то фотомодели, помешанной на своейкрасоте? Нет, скорее обиталище истинного Нарцисса: кроме изобилия зеркал, ничтоне выдает присутствия здесь женщины. Ковры изысканных сдержанных тонов,геометрического рисунка, множество поразительной красоты оружия по стенам.Вроде бы даже японская сабля для харакири! Музей, ну просто музей… Стеклянныешкафы с изысканными безделушками. Чучело леопарда – вместо глаз, не иначе,вставлены изумруды. Ошеломляющая, подавляющая роскошь! Наверняка даже рама накартине из чистого золота.

А сама картина…

Марьяна глазам своим не верила: в традиционной позе фараонаТутанхамона на золотом троне восседал поразительно красивый юноша с длинными,ниже плеч, тщательно завитыми иссиня-черными волосами. Его высокий лоб былукрашен золотым венцом фараонов – со священной змеей-уреем. Юноша был обнажендо пояса. Тщательно выписаны все изгибы, все линии тела, отливающегоматово-мраморным свечением. Истинным шедевром была худая, с длинными пальцамикисть, небрежно упавшая на колени. Пальцы унизаны перстнями, каждый ноготь тактщательно изображен, словно это рекламный плакат маникюрного салона. Губынапомажены, ресницы и веки подведены.

Взгляд прекрасных миндалевидных глаз устремлен прямо в глазазрителю. В нем тайна – и глубокое равнодушие ко всему на свете, кроме собственнойкрасоты.

Как ни была потрясена Марьяна, она понимала, что перед неюистинное произведение искусства. Натурщик ли смог поднять мастера до высотгения, творец ли облагородил натуру, но каждый мазок этого полотна был положенс высоким чувством.

Марьяна резко отвернулась: не могла больше смотреть в этипереворачивающие душу, обещающие и лживые глаза. Однако от их взора невозможнобыло спрятаться: изо всех зеркал наплывало прекрасное равнодушное лицо.

Марьяна зажмурилась. Сердце так заколотилось, что пришлосьприжать его ладонью.