— Ника, маленькая моя, что ты, что ты плачешь, нупрости, прости меня, только не плачь, не надо…

— Я не плачу, я не умею плакать… не получается, —тихо проговорила она. — Уйди Влад, прошу тебя, уйди!

Он схватил другое полотенце, накинул на нее, вытер и так, вполотенце, поднял с полу. В самом деле, глаза у нее были сухие, ни слезинки, алицо такое несчастное, такое пьяное и такое красивое… Он прижал ее к себе.

— Ника, девочка моя, маленькая моя, ты зачем такнадралась, тебе же плохо, пойдем, я тебя уложу, тебе надо уснуть, а завтраопять будет чудесный день, у меня есть таблетки от похмелья… Успокойся,Котофеич, все же хорошо, — бормотал он, прижимая ее к себе все крепче. Онненавидел женские слезы, они всегда приводили его в крайнее раздражение, носейчас он не чувствовал ничего, кроме любви, тем более что слез как таковых ине было. Он отнес Нику на кровать и вдруг ощутил непреодолимое желаниепоцеловать ее в шею, не удержался и поцеловал, а дальше он уже ничего непомнил. И никакая Джинджер ему не понадобилась…

Он проснулся оттого, что в окно светило солнце.

Ах, хорошо! Он тут же вспомнил прошедшую ночь.

Это было что-то особенное, сладострастно потянувшись,подумал он. Сказочный секс с любимой женщиной. Оказывается, так бывает. Я чтоже, ее люблю? Выходит, что так… От воспоминания о жутком вое пьяной, мокрой,жалкой женщины не осталось и следа, помнились только сияющие глаза и сумасшедшиеласки, сменяющиеся сумасшедшей нежностью… Вот так и сходят с ума от любви…Какое счастье, что я ее встретил, что она со мной… И вдруг до него дошло, чтоее нет в постели. Он прислушался, из ванной не доносилось ни звука. Может, онаушла в мой номер, чтобы не будить меня? Он потянулся к телефону. Набрал свойномер. Никто не ответил.

Ему вдруг стало тревожно. Он вскочил:

— Ника! Ника!

Ни ответа ни привета.

Наверное, пошла в магазин, что-нибудь купить.

И вдруг его пронзила мысль — она вчера не захотела делатьпокупки с ним вместе, потому что собиралась купить виски. Тайком. Она ушла надесять минут, вернулась совсем другая и попросила жвачку… Там рядом былопридорожное кафе… Да, все сходится. Но она не похожа на пьянчужку… Просто,видимо, она слишком напряглась, чтобы не показать свое волнение…

Он заглянул в ванную и увидел, что бутылка пуста…

Так. И куда же она, пьяная, с утра пошла?

Он молниеносно оделся, не стал даже принимать душ и бриться,и побежал вниз.

— Простите, — обратился он к портье, — дамаиз триста пятого номера не выходила?

— Она уехала и оставила вам записку, вот!

— Уехала? Куда уехала?

— Вероятно, в записке все сказано, — вежливонапомнил портье.

Он развернул записку. «Влад, прости, я уезжаю.

Было чудесно. Но — было… А больше ничего не будет, я нехочу. Прости еще раз за вчерашнюю истерику, я выпила лишнего. Ника».

Он стоял в полной растерянности. Потом обратился к портье:

— Извините, а как вам показалось, дама была… здорова…Она была в нормальном состоянии?

— Мне показалось, что да… — И видимо, изсочувствия к его растерянности, добавил:

— Дама спросила, как ей попасть в Бонн, я вызвал такси,чтобы ее довезли до вокзала.

— Давно?

— Часа полтора назад. Если она уехала десятичасовымпоездом, вы не успеете ее перехватить.

— Да нет, я и не думал, спасибо… Я просто поеду в Бонн.

— Советую вам позавтракать сначала.

— Спасибо. Не хочется.

— Но у вас же заплачено, сейчас вам завернут с собой,подкрепитесь в дороге.

И пока он кидал в сумку свои вещи, горничная принесла емупакет.

— Вот тут две порции, мадам тоже уехала без завтрака.

Милые, честные голландцы, отчего-то растрогался он. Он вдругстал таким сентиментальным и уязвимым. А может, не надо ехать за ней? Не хочетона, ну и ладно. В конце концов, ты удовлетворил все свои желания, вот иуспокойся. Но не получалось. Мысль о том, что Ника, пьяная, не говорящая толкомни на одном иностранном языке, одна куда-то едет, казалась непереносимой. Нетчтобы спокойно жить дальше, мне нужно только одно — убедиться, что онадобралась до Аллы. А там уж ее обиходят, она рассказывала вчера, что Алла еедавняя и очень близкая подруга, а Белла Львовна врач, так что… Главное, чтобыона до них добралась. А на поезде она доедет до Бонна лишь через несколькочасов, значит, спешить не стоит. Да и вообще… куда спешить? Позвоню Алле, итогда все, а пока прогуляюсь по Амстердаму, я так его люблю. И он поехал вгород. Но ничего, кроме отвращения, не ощутил. За те пять лет, что он тут небыл, заметно прибавилось эмигрантов с востока и юга, а с ними и грязи,раздраженно думал он. Интересно все же, почему она сбежала? Ведь ей было хорошосо мной, так же волшебно хорошо, как и мне с ней…

Почему же тогда? И тут вдруг на глаза ему попалась ужезнакомая реклама духов «Земляника». И он расхохотался с огромным облегчением.Все проще простого! Вчера она устала, напилась, впала в истерику, потом провелабезумную и бессонную ночь.

Совершенно естественно, что наутро она выглядела кошмарно ине пожелала в таком виде показаться мне на глаза! Ну конечно! Все элементарно.Тогда зачем такая мелодраматическая записка? Она не протрезвела от любви ивиски, а утром еще добавила. И уверена, что после этой ночи, после всегосказанного в эту ночь, я ее найду, примчусь за ней, а она к тому времени приведетв порядок свои мысли, чувства и, главное, лицо. И все у нас будет прекрасно,ну, может, она поломается немножко, а потом сдастся. Я на ней женюсь. Увезу ееот этого дурацкого Гриши с его камерным вокалом. И от седовласого жмота,который только на пять розочек раскошелился да на мороженое в уличном кафе. Аможет, и еще от кого-то, кого я не знаю… Опыт у нее, судя по всему, богатый…Видимо, много мужиков было… Нет, об этом я думать не буду, в конце концов, меняона считала мертвым… Говорят, кстати, такие браки бывают счастливыми — когдалюди встречают свою былую любовь на закате… Да какой там закат? Хотя, наверное,все-таки уже закат, если так безумно потянуло к прошлой любви…

Ничего, пусть придет в себя, выспится, а завтра утром яявлюсь к ней, она же не знает, что мне известно, где она живет. Приду и простопозвоню в дверь! Чтобы у нее не было времени на всякие дурацкие метания. Придуи скажу: Ника, я люблю тебя, будь моей женой… Он прекрасно умел успокаиватьсебя, а как же иначе? И вот уже Амстердам вновь явился ему во всей своейпрелести. Погуляю еще немного, потом пообедаю и не спеша поеду в Бонн, а завтрас самого утра — к Нике. И он продолжал бродить по городу, потом ему в головупришла забавная мысль: эх, уж если терять свободу, то красиво. Он вспомнилкакой-то фильм, кажется с Джулией Роберте, где героиня считала себя брошенной инесчастной, а герой, богатый и красивый, Ричард Гир, явился к ней с букетом… Ая явлюсь еще и с кольцом, можно счесть его обручальным. Вот сейчас зайду икуплю ей кольцо, у нее такие тонкие пальчики, а колечко скромненькое, сгранатом. А я куплю ей с изумрудом, она же любит зеленое. И глаза ее вспыхнутот радости… Черт побери, это все так избито и пошло, но в этом-то и прелесть…Кажется, Ремарк писал, что все избитое и пошлое стало таким именно потому, чтобезотказно действует на людей. Дословно он эту цитату не помнил, но за точностьмысли мог поручиться.