— Это твой Гриша тебе покупает?

— Да нет, зачем, я сама…

— А Гриша не покупает?

— Нет, Гриша не покупает.

— Жадный, что ли?

— Нет, он не жадный, отнюдь, просто ему в голову неприходит.

— Ника, я проголодался, пора обедать!

— Ничего не имею против. Тем более что в новых туфляхменя пустят в любое заведение!

— Тебе в них удобно?

— Как в раю!

— Слушай, а ты когда-нибудь пробовала устрицы?

— Устрицы? — испуганно спросила она. — Нет,не пробовала, но я не хочу!

— Ника, решено, будем есть устрицы!

— Говорят, ими можно отравиться!

— Да, если есть их где ни попадя, а мы поступим иначе,вон видишь. Ратуша, я зайду туда и спрошу, где тут самый лучший рыбныйресторан!

— Господи, зачем же в Ратушу? — удивилась Ника.

— Там, по крайней мере, не соврут, заботятся о престижегорода.

— Ну ты даешь!

Он и вправду забежал в Ратушу со своим вопросом, и ему слюбезной улыбкой порекомендовали заведение мсье Пьера, что расположено насоседней улице. В витрине маленького ресторана был выставлен аквариум с живымилангустами. Ресторан был старинный, узкое помещение всего на десяток столиков итемная деревянная лестница, ведущая наверх, в туалет. Навстречу им вышелхозяин, высокий полный бельгиец в длинном белом фартуке. Он отлично говорилпо-немецки и был весьма радушен.

Кроме них в ресторане сидели еще три завитые, напомаженныестарушки.

— Ну, Котофеич, кроме устриц что будем есть?

— Я не знаю, — пробормотала Ника.

— Что это у тебя вид испуганный? Боишься пробоватьустрицы?

— Есть немножко, — со смущенной улыбкой призналасьона.

Боже мой, подумал он, как я жил без нее? И как она живет безменя? Это же нонсенс!

— Знаешь, Влад, ты закажи что-нибудь на свой вкус,хорошо?

— О'кей! Тогда возьмем устрицы и, пожалуй, морскойязык.

— Что это — морской язык?

— Просто очень вкусная рыба. Какого вина ты хочешь?

— Никакого! Я выпью сок! Или минералку — Но к рыбе самБог велел выпить белого вина.

— Ну ладно, если один бокал…

Он сделал заказ.

— Ника, я что подумал… Давай завтра поедем на Зибенгебирге,ты там еще не была?

— Нет, а что это?

— Ну если переводить на русский, то Семигорье, тамкрасиво, а главное можно покататься на лошади.

— Верхом? — ужаснулась Ника.

— Нет, в коляске! Хочешь?

— Можно.

— Договорились!

— Ой, что это?

На стол подали высокое двухъярусное сооружение, где во льдулежали раскрытые раковины устриц, а сверху горел огонек.

— Настал торжественный момент! Загадывай желание! Ты жепервый раз пробуешь…

— Но я не знаю, как их едят, и вообще… вдруг мне непонравится?

— Если не понравится, я их сам съем, а тебе закажучто-нибудь сугубо примитивное! Погоди, я сейчас все сам сделаю!

Он полил устрицу лимонным соком, добавил немного соуса и,поддев мясо устрицы вилочкой, сказал:

— Закрой глаза и открой рот!

— Влад, неудобно…

— Глупости! Открывай рот!

Она подчинилась, и он сунул ей в рот устрицу.

Она попробовала и широко открыла глаза.

— У них вкус моря… И совсем не противно…

— Значит, будешь есть?

— Буду!

А вот вина она выпила всего два глоточка.

— Не нравится? Я закажу другое.

— Нет, вино хорошее, просто я отвыкла, боюсь опьянеть…Понимаешь, я когда-то отравилась вином…

— Отравилась? Каким-нибудь вермутом за рубльдве? — вспомнил он чудовищный напиток, который пробовал в студенческомстройотряде.

— Неважно, Влад, просто не хочу… Боюсь, меня разморит сотвычки…

— И что?

— Да ничего…

— Тогда я допью твой бокал и узнаю все твои грешныемысли.

Она рассмеялась:

— В отношении тебя у меня нет грешных мыслей.

— Да, я все хочу спросить, кто все-таки был тот тип,что подарил тебе розы?

— Ты.

— А до меня?

— Тот тип, как ты выражаешься, предлагал мне хорошуюработу…

Врет, понял он, беспардонно врет! Так работу не предлагают,или разве что какой-нибудь суперзвезде, которая сулит баснословные барышиработодателю, а не стареющей московской кукольнице…

После обеда Ника сказала:

— Влад, я должна купить тут какой-нибудь сувенир дляАллы.

— Что ж, пойдем купим:

— Нет, я не хочу с тобой… Ты будешь лезть со своимиденьгами, и вообще… лучше посиди вот тут, на лавочке, а я пробегусь по этойулице и что-нибудь куплю.

— И долго мне сидеть?

— Ну минут двадцать, пожалуйста, Влад!

— Хорошо, только я не хочу сидеть тут как идиот, я будулучше ждать тебя вон в том кафе, выпью воды…

— Хорошо! — обрадовалась она. И ушла.

Он смотрел ей вслед. На чрезвычайно элегантной торговойулице Гента она совершенно не выглядела чужеродно. Раньше русскую женщину можнобыло определить с первого взгляда, а теперь… Она была ничуть не хуже другиходета, и держалась достаточно свободно. Одно только отличало ее от остальныхженщин на этой улице — она была ему необходима!

Она была… родная, да, именно родная… И когда он произнесмысленно это слово, у него болезненно сжалось сердце. За все эти долгие годыдостаточно трудной, напряженной, но в целом вполне благополучной жизни, никтоне стал ему родным. Ни жена, ни даже сын… Хотя нет, в первые два-три года сынаон все-таки ощущал родным, но со временем воспитание, которое ему давала Элли,и весь строй жизни отдалили мальчика… А потом развод, свидания по субботам… Авот эта хрупкая, не слишком молодая, когда-то до тошноты надоевшая женщина, окоторой он и не вспоминал столько лет, вдруг показалась ему единственной теплойточкой в причудливом морозном узоре жизни. Как глупо, чудовищно глупо…

Я вот свободен, а она… У нее есть какой-то Гриша, которыйхорошо поет… И пьет, наверное, хорошо… и еще она говорит, что не умеет любить,и Гришу этого не любит… А вот того, седовласого, она любит, что ли? Не желает онем говорить, наврала, что он работу предлагал, точно наврала… Она как будтооберегает его от меня, боится услышать о нем что-то дурное… А ведь эта встреча— судьба! И я не должен ее упустить, я хочу ее, и я своего добьюсь! Я женюсь наней! Я хочу с ней состариться! Фу, идиот! рассердился он на себя. Тебе еще нетпятидесяти, ты в отличной форме, у тебя все тип-топ, тебе просто нужна баба.Нет, не просто баба, а именно эта! Мне нужна Ника, и только Ника! Глупости,возьми себя в руки. С Никой все слишком сложно, зачем тебе эта головная боль? Вней есть какой-то надлом, и не исключено, что он связан с тобой, зачем тебе всеэто?