Умер-шмумер - Екатерина Вильмонт

— Мама, ты слышала, Рабинович умер!

— Ах, умер-шмумер, лишь бы был здоровенький!

Старый еврейский анекдот

В жаркий майский день на залитой солнцем набережной Рейна застоликом кафе сидел мужчина.

Он был не слишком молод, небрежно одет и небрит, но при этомвесь его облик свидетельствовал О том, что он наслаждается жизнью. Перед нимстоял высокий стакан с пивом, вазочка с орешками.

Он смотрел на медленно текущие воды Рейна и расслабленновспоминал строчки «Лорелеи», застрявшие в мозгу еще со школьных лет: «Jchweiß nicht, was soil es bedeuten, dap ich so traurig bin».[1]Одним словом, ему было хорошо!

Из этой приятной расслабленности его вырвал довольно резкийголос молоденького кельнера, который что-то быстро говорил смешному чернявомумальчонке с бойкими восточными глазами. Попрошайку гонит, лениво подумалмужчина, достал монетку и бросил парнишке. Тот на лету ее поймал и вприпрыжкуунесся, по-видимому очень довольный.

Кельнер покачал головой с явным осуждением. Не надо, мол,потакать этим туркам, и так уж от них спасу нет… Но, разумеется, ничего этогоон не сказал.

«И как это я проворонил, когда тут появились дамы?» Он синтересом принялся их разглядывать.

Вернее одну, ибо вторая сидела к нему спиной. А та, первая,яркая блондинка, была очень недурна. Лет под сорок, что называется, в самомсоку. Чувственный рот, изящный носик, роскошные плечи и грудь — одним словом,весьма аппетитная особа, жаль только, в темных очках. У ее подруги видны былилишь худенькие плечи и пышные каштановые с рыжинкой волосы. Они не немки, решилмужчина, наблюдая за артикуляцией блондинки. Неужто русские? Хотя чемуудивляться, в Германии сейчас полно русских, и эмигрантов и туристов. Немножкосжало сердце, но он отхлебнул пива и сразу успокоился. Ну и что? Это все вдалеком прошлом, а сейчас мне хорошо. От русских нигде теперь не скроешься. Вотв прошлом году решил заняться дайвингом на Мальдивах, так и там первый человек,которого увидел, был русский. Как же все изменилось. Черт побери, эта блондинкавполне подошла бы для легкого отпускного романа.

Я уже достаточно отдохнул, чтобы провести ночку другую стакой киской. От этих мыслей — нет, даже не мыслей, а ощущений — он немногоприосанился и стал обдумывать, под каким предлогом подойти к дамам. Они вдруггромко рассмеялись, блондинка даже простонала: «Ой, не могу!» Действительно,русские.

Значит, буду корчить из себя стопроцентного янки, чтобы небыло лишних разговоров. Эх, правда, вид у меня не слишком авантажный, ну даничего… Нет, надо подождать, пусть блондинка снимет очки, а то, может, ещетаким крокодилом окажется. Да нет, сразу видно — баба что надо. Онпочувствовал, что почти уже готов к любовным подвигам, тем более что русскиебабы уж точно не позовут полицию, обвиняя его в сексуальных домогательствах. Вэтой Америке скоро станешь импотентом… Но тут вторая женщина каким-тоочаровательным движением закинула руки, подняла свои роскошные волосы изаколола их на затылке. Видимо, ей стало жарко. Нет, надо сначала и на неепоглядеть, чтобы не дать маху. Шейка у нее прелестная, хрупкая, нежная, так ихочется поцеловать… Да, я, кажется, уже хорошо отдохнул, усмехнулся он просебя. Срочно нужна баба! Интересно все-таки, эта с трогательной шейкой какаяона?

Наверное, привлекательная, в том, как она подняла волосы,была какая-то невыразимая прелесть, что-то бесконечно женственное. «Das ewigWeibliche!»[2] Да, пожалуй, я хочу эту, с шейкой… Он встал иленивой походкой направился к туалету. Но, выйдя оттуда, обнаружил, что застоликом осталась только блондинка. Она сидела и разглядывала толстую пачкуфотографий, видимо недавно полученных в фотоателье.

Что ж, значит, не судьба, решил он и подошел к блондинке. Ноона смерила его таким взглядом, что он весь внутренне скукожился, пробормотал«Sony» и вернулся за свой столик. Ничего, все нормально, я слишком небрежноодет, видимо, русские женщины по-прежнему ценят мужчин в дорогих костюмах сгалстуками. Да и при ближайшем рассмотрении эта блондинка какая-то слишкомгладкая, никаких струн не заденет… А вот та, с шейкой… Глупости, брат, ты ее невидел, — может, на трогательной шейке такая мордоворотина… Да, скореевсего, так и есть.

Ну их, этих баб, зачем мне сдались сорокалетние русскиететки? Найду себе молоденькую немочку, говорят, они здорово сексуальные и безкомплексов, а русская еще влюбится, не дай бог, потом неприятностей необерешься. Он заказал еще пива и снова расслабленно закрыл глаза. Ах, хорошо…Когда он их открыл, блондинки тоже не было за столиком. Вот и славно. Сейчасрасплачусь и пойду пешком домой.

Кстати, вчера соседка с большим интересом на меня смотрела,очень миленькая девица, лет двадцать пять, не больше… Он подозвал кельнера,расплатился и вдруг заметил, что под столиком, за которым сидели русские дамы,валяется фотография. Очевидно, блондинка выронила и не заметила. Он быстронагнулся, поднял карточку, мельком взглянув на нее.

Там на фоне памятника Бетховену стояла… Ника! У него даже вглазах зарябило. Впрочем, без очков я могу и ошибиться, снимок достаточномелкий, не разберешь, зря я не взял очки, глупость какая. Он сунул фотографию вкарман и быстро пошел по набережной. Нет, это чепуха, мне померещилось, бред,так не бывает… Откуда тут возьмется Ника? Господи, неужто она была в двух шагахот меня, а я ее не узнал?

Я смотрел на ее волосы, шею, я ее хотел, но я не знал, чтоэто она… И я ее упустил… Нет, нет, это не она, нет, просто похожа, навернякаона просто похожа на Нику… И Ника всегда коротко стриглась, говорила, терпетьне может длинные волосы… Но ведь именно таким движением она закидывала руки,чтобы расстегнуть свои любимые зеленые бусы, да-да, в этом движении всегда былочто-то невыразимо очаровательное, волнующее. Но ведь прошло двадцать два года…Сколько же ей сейчас? Сорок два или сорок три? В принципе совсем немного дляженщины…

Впрочем, женщины стареют по-разному, в России они часторасплываются после первого же ребенка.

Интересно, как у нее сложилась жизнь? Замужем ли она?Сколько у нее детей? Где живет? Здесь, в Германии, или приехала туристкой?Скорее всего, так, иначе не стала бы сниматься на фоне Бетховена, но где живет,в России или где-то еще? Теперь я уже этого не узнаю. Стой, дурак, сказал онсебе, посмотри как следует на фотографию, наверняка ты обознался! Он вытащилкарточку. Как можно дальше отставил руку, вгляделся. Нет, все-таки это она,Ника! Лица почти не разобрать, но все равно… Он вдруг ощутил такую острую больпод ложечкой, что чуть не согнулся пополам. Только этого еще не хватало!

Эта боль не давала о себе знать уже лет семь, с тех пор какон развелся с Элли. Нет, надо взять себя в руки. В конце концов, все в прошлом.Ника другая, и я другой, между нами давно все порвано, и слава богу! Интересно,она забыла меня? Наверняка, мало ли у нее в жизни было мужиков, вряд ли онавсех помнит… Но я же не все… Я же не забыл ее. Хотя и не вспоминал почти.Запретил себе вспоминать и не вспоминал. Вот и сейчас надо запретить себедумать о ней. Значит, судьбе было неугодно, чтобы мы встретились. И лучше всегопорвать, к черту, эту фотографию. Хотя нет, зачем? Иногда даже приятно будетвзглянуть, потом, когда вернусь домой… Покажу снимок Бену. Пусть видит, какиеочаровательные женщины встречаются в Бонне, который он назвал скучнейшимгородом… Но Бен не поймет, не оценит, он предпочитает баб баскетбольного роста.Мне нравится Бонн, маленький город, по нему так приятно ходить пешком. Пойду-кая домой, а по дороге пообедаю в кафе на площади, там такие вкусные колбаски, ачтобы не дрыхнуть после обеда, съезжу в Кельн, а может, если соседка окажется дома,приглашу ее поужинать — и все будет отлично, просто здорово! Хороший перепих смолоденькой телкой, и все глупости вылетят из головы. Благие мысли пробудилиздоровый аппетит, и он прибавил шаг. От боли под ложечкой не осталось ивоспоминания. Вот что значит иметь силу воли!