Соседку звали Габи, и она сразу же согласилась провестивечер с ним. В том, что вечер плавно перетечет в ночь, он уже не сомневался.Габи была достаточно хороша, вполне молода и, кажется, не обременена никакимикомплексами. То, что нужно, одним словом. Настроение исправилось, и когда онпринимал душ, то даже насвистывал, но вдруг противной, скользкой гадиной в душузаползла сказанная Аллой фраза: «У нас сегодня рандевушка!» Рандевушка! И Никабудет на этой рандевушке, и очень возможно, у нее вечер тоже плавно перетечет вночь… Женщина на отдыхе…

Но при мысли, что какой-то чужой потный мужик будет лапатьНику, и хорошо, если только лапать… его затошнило и под ложечкой опятьзаболело. Бред! Чистой воды бред! Двадцать два года я жил и не думал об этом, аведь она не ушла в монастырь, она жила среди людей, среди мужчин и стала толькопривлекательнее с годами, не усохла, как иной раз усыхают одинокие женщины, онастала еще желаннее. И кто знает, сколько их было… Она уже, наверное, и непомнит своего первого мужчину, своего Влада, которого любила когда-то… Таклюбила, что осточертела ему со своей любовью, со своими замашками типично русскойбабы, правда несколько отравленной интеллигентностью, что только усугублялообременительную на тот момент любовь. Тьфу-тьфу-тьфу, боже меня упаси, нет,только не любовь! Он давно уже усвоил: от любви одни неприятности, а вот голыйсекс — то, что надо. Как говорит Бен, «справил нужду — и свободен»! Все оченьпросто, у меня давно не было бабы, я слишком устал, а сейчас отдохнул, воттрахну Габи — и все будет о'кей! Он умел успокаивать себя.

К тому моменту, когда вечер должен был уже плавно перейти вночь, он вдруг с ужасом понял, что абсолютно не хочет Габи. Черт, до чегонеловко. Как бы так изящно от нее избавиться? А она уже томно имногозначительно на него посматривает.

Дело в том, что весь вечер он невольно сравнивал ее с Никой,и хотя на уровне разума сравнения были безусловно в пользу Габи, но весь егоорганизм ее отторгал, организм хотел Нику, и только Нику. Фу, как некрасиво:девушка, похоже, распалилась, а я… Может, все-таки рискнуть и попытаться? Аесли ничего не выйдет, как я буду выглядеть? Нет, это плохая предпосылка,теперь уж обязательно ничего не выйдет… Надо срочно что-то придумать… Вот таквсегда… И тут вдруг на помощь пришла спасительная боль под ложечкой. Онбуквально согнулся пополам. И что самое интересное, нисколько не притворялся.Габи испугалась:

— Что с вами? Может, вызвать амбуланс? У вас естьстраховка?

— Есть, все есть, но никого вызывать не надо…

Со мной бывает. Уж очень не вовремя… Ты прости, детка…

— Чем вам помочь? Вы что-то не то съели? Но это оченьхороший ресторан…

— Да нет, все было прекрасно, незабываемо, и еще будетпрекрасно… Просто мне надо лечь… Я сейчас приму таблетку… Ох, черт, я забылвзять с собой, надо поскорее добраться до дома…

Она вызвала такси и отвезла его, скрюченного, домой. Онпринял таблетку и в изнеможении рухнул на диван.

— Вы уверены, что не нужен врач?

— Уверен. Я выпью снотворного, все пройдет.

— С вами посидеть? Сделать вам чай?

— Нет-нет, спасибо, ничего не нужно. Ты прости меня,видно, я уже старый…

Она как-то нахально усмехнулась и ушла. Наверное, обо всемдогадалась. Но едва за ней закрылась дверь, как боль отпустила. Он снаслаждением распрямился, вытянул ноги и закрыл глаза. Ника, где ты?

Утром, еще лежа в постели, он попытался осмыслитьпроизошедшее… Неужто теперь Ника будет мешать его отношениям с женщинами? Нет,об этом даже думать нельзя, иначе именно так все и будет. Нельзя себя на этопрограммировать. Нет-нет! Ника — прошлое, далекое прошлое, а жить я хочусейчас. И с женщинами тоже. Аскеза не мой путь. Значит, усилием воли надо выкинутьее из головы. Котофеич! Он любил в иные минуты звать ее Котофеичем. Ей этопочему-то нравилось… Ее отчество — Тимофеевна, вот он и назвал ее как-тоВероника Котофеевна, а там уж и до Котофеича недалеко. Черт, опять этиидиотские мысли… И почему, зачем мы оба оказались в этом маленьком немецкомгороде, бывшей столице? Что, на свете мало других городов? Нет, я будубороться. Он закрыл глаза и вызвал в памяти Джинджер, умопомрачительносексуальную мулатку, с которой встретился на Гавайях. Какая фигура, какиеформы, а темперамент! Мысли о ней не раз выручали его в щекотливых ситуациях, ксожалению случавшихся в последние годы. Не часто, правда, можно сказать оченьредко, но все же. И Джинджер неизменно приходила на помощь, стоило только еевспомнить.

Но сейчас… Сейчас она показалась просто роскошной женщинойна экране видео, такой же плоской и бестелесной… А вот это уже никуда негодится!

Он вскочил и нервно стал шарить по карманам в поискахсигарет, совершенно позабыв, что уже лет пять, как бросил курить. Это невроз.Если уж Джинджер не возбуждает… Ерунда, все ерунда, я же, в конце концов, непробовал… просто не хотел Габи, дело именно в этом, она не в моем вкусе, итолько. А с другой все прекрасно получится. Кстати, если бы я вовремя призвална помощь Джинджер, могло получиться и с Габи. Может, стоит попробовать? Надоже как-то оправдаться перед нею.

Нет, к черту Габи, она вчера так усмехнулась уходя.

Сучка, похотливая сучка… Брр! И вообще, может, лучшесмотаться из Бонна, от греха подальше?

Впрочем, с Никой мы больше, скорее всего, не встретимся,опасность не столь уж велика. А Габи ведь где-то работает, и уж днем можноничего не бояться, а по вечерам буду куда-нибудь уезжать.

Вот! То, что надо! Пойду сейчас и возьму напрокат машину,чтобы не сшиваться в Бонне. Покатаюсь по окрестностям, съезжу в Бад-Годесберг,в Кельн, в Дюссельдорф, главное — избегать туристических мест и большихмагазинов. А хотелось бы взглянуть на Котофеича в том зеленом платье, ей,наверное, к лицу. Когда-то она мечтала иметь целый ворох платьев, так иговорила — целый ворох платьев… Сейчас я спокойно могу купить ей этотвожделенный ворох, а тогда мог только смеяться… Да что за наваждение? Я всевремя думаю о ней, даже против воли. Но я ведь ее потерял… Бог знает где она…Он рухнул в кресло, закрыл глаза и снова вызвал в памяти Джинджер, ее груднойсмех, сводивший его с ума, кожу цвета молочного шоколада, но вместо Джинджерувидел почему-то всегда умилявшую его оспинку на Никином предплечье. Двадцатьдва года не вспоминал ее, и вот поди ж ты!.. Интересно, что она подумала, ктокупил ей платье? Наверное, сочинила какую-нибудь романтическую чепуховину, неимеющую ко мне никакого отношения. Эта мысль почему-то причиняла боль. Нет,нельзя поддаваться кретинским сантиментам. Он решил заняться гимнастикой.Полчаса истязал себя, потом принял контрастный душ, выпил большой стаканапельсинового сока и ощутил желанную бодрость.

Захотелось есть. Вот это уже вполне нормально! — судовольствием подумал он и стал рыться в холодильнике. Ага, вот роскошнаяВестфальская ветчина, надо бы выйти купить свежего хлеба, но лень, лучше сделаютосты из вчерашнего, кстати, надо покупать хлеб разумнее, чтобы не заваливался,на один раз. Убрав посуду, он оделся, побрился и бодрым, пружинящим шагом вышелна улицу. Погода испортилась, похолодало, и накрапывал дождь. Вот и отлично,подумал он. Меньше шансов столкнуться… Он взял напрокат белый«Фольксваген-Гольф» и поехал колесить по окрестностям Бонна, достаточноживописным. В результате красивая дорога привела его к старинному замку, вкотором проводились экскурсии. Оглядевшись по сторонам как-то даже воровато, онубедился, что никаких русских в группе нет, и присоединился к экскурсантам.Стены в замке были такие толстые, что в залах стоял лютый холод — и черездвадцать минут он продрог и разозлился, тем более что видел уже подобные замки,и не раз. И вдруг в мозгу сама собой всплыла фраза, кажется, из дневников ЛьваТолстого: «Не та баба страшна, что за х… держит, а та, что за душу держит».Так, приехали, начинается! Толстой в ход пошел, теперь еще немножкоДостоевского — и готово… Ностальгия! Когда группа наконец вышла из замка, онсломя голову кинулся к машине — греться. Да чепуха все это, ни за что она меняне держит!