Я и не вспоминал о ней, и вдруг… Все-таки безделье — опаснаяштука! Я, кажется, понял, почему американцы работают как оголтелые. Это женация эмигрантов, вот все они и стараются забыть свою родину, даже нагенетическом уровне. Мысль показалась ему удачной, хотя он не был уверен в ееоригинальности. Надо будет поговорить на эту тему с Беном. И обязательновыкинуть Никину фотографию. Он полез в карман, но вспомнил, что сегодня на немдругие брюки. Ничего, вечером выброшу. Интересно, как у нее прошел вчерашнийвечер? «Рандевушка», как выразилась блондинка Алла. Впрочем, рандевушкавчетвером — это не страшно. Хотя кто знает… Нет, Ника не способна нагрупповуху! Фу, что за мысли лезут в голову! Он достал карту и выяснил, чтосовсем близко есть ресторан. И поехал туда, так как от холода и дурацкихностальгических мыслей здорово проголодался.

Ресторан оказался хорошим, он пообедал и решил махнуть вКельн, там у него была знакомая семья, милые интеллигентные люди. Проведувечерок в нормальном доме, поговорю на отвлеченные темы — и всю дурь как рукойснимет. Он зашел в магазин, купил бутылку виски. Если Моргнеров не будет дома,бутылка не пропадет. Но надо им все-таки позвонить, а записную книжку имобильный телефон я оставил дома. Заеду на минутку, переоденусь, тем более погодапеременилась и в этой куртке я запарюсь… У Моргнеров автоответчик сообщил, чтохозяева уехали. Ну и бог с ними, решил он, все равно поеду в Кельн, погуляю,поброжу по улицам, там ничто не будет напоминать о Нике… Черт, черт, черт, этаНика как больной зуб, мешает жить! Больной зуб надо вырвать, это самыйрадикальный способ. Но чтобы вырвать зуб, надо его иметь, сказал он себе. А разего нет, значит, и болеть нечему. Сам усмехнувшись своей логике, он вышел издому и побрел к стоянке, где оставил машину. И тут же на глаза ему попаласьреклама духов «Земляника». Гадость, наверное. Земляника! Ника! Тьфу ты, я,кажется, схожу с ума! Он так рассердился на себя, что чуть не бегом бросился настоянку. Но потом вдруг раздумал. В Кельне я с машиной замучаюсь. Пойду лучшена вокзал, тут совсем близко, и скоро буду в Кельне, зайду в собор. Хотя чтотам делать? Я ведь неверующий, а в Кельнском соборе бывал не раз, и вообще… Емувдруг расхотелось куда бы то ни было ехать. Нет, это черт знает что! С чего этоя расклеился, как идиот? Есть, конечно, прекрасный выход — пойти сейчас домой,выжрать бутылку купленного для Моргнеров виски и завалиться спать до утра. Утровечера мудренее. Может быть, завтра Ники уже не будет в Бонне — и кончится этонаваждение. Вот проснусь утром и сразу почувствую, тут она или нет. Впрочем,это вполне ностальгическая идея — напиться до положения риз. Но тогда уж надопить не виски, а водку, родную русскую водку, усмехнулся он про себя. Да-да,именно водку! Он взглянул на часы. Пять. Приличные люди в это время пьют чай! Акто сказал, что я приличный? Я совершенно, абсолютно неприличный! Неприличнотак психовать от одного только вида женщины, которую бросил двадцать два годаназад! Погруженный в эти дурацкие мысли, он брел по улицам прелестного и,несмотря на еще недавний столичный статус, вполне провинциального городка, исам не заметил, как вышел на набережную. Светило солнце, было тепло, приятно. Ивдруг он увидел Нику!

Она шла навстречу ему, нет, не шла, а почти летела.

Только она умела так летать… Она всегда ходила очень быстро,но, когда шла ему навстречу, он говорил себе: вот летит Ника, моя Богиняпобеды! Невольно он метнулся в сторону, он не был готов к этой встрече. И тутже увидел, что вовсе не к нему она летела. Нет, навстречу ей шел мужчина,немолодой, но вполне импозантный. Вот они сошлись, он поцеловал ее в щечку,взял под руку — и она как-то очень доверчиво к нему прильнула. Опятьрандевушка, подумал он злобно. Небось только вчера познакомились, а сегодня онуже целует ее в щечку, наглая морда! И она тоже хороша. Видно, у нее вечерудачно перетек в ночь, вон как идет, почти летит… Мужчина между тем слегкаприобнял ее за плечи, они чему-то весело смеялись. Он чувствовал, что готовброситься между ними, набить морду этому ее хахалю, схватить Нику и увезтикуда-нибудь подальше, чтобы никакие чужие мужики не смели ее обнимать. Что занаглость! А она ведь позволяет, сука такая! Вот они остановились и она, смеясь,сняла что-то у него со лба своим тонким пальчиком. Кокетничает, дрянь! Интересно,куда это они идут? Нет, не идут, а бредут! Так бродят влюбленные в старыхфильмах. Сейчас не хватает только, чтобы пошел дождь и этот хмырь целовал быНикино лицо, залитое дождем и слезами счастья. Его затошнило. Но над Бонномсветило солнце, и Ника с кавалером, по-видимому, все-таки не брела куда глазаглядят, а вполне целенаправленно шла к дому на Томас-Манн-штрассе. Она ключомоткрыла дверь подъезда, и они вошли. Дверь закрылась. Ага, вероятно, тут живетблондинка Алла, сообразил он. Отлично, по крайней мере, я знаю, где искатьНику! Но зачем, зачем мне ее искать, а главное, что они сейчас там делают?Опять заболело под ложечкой, да как! Он прислонился к стене и попыталсявыровнять дыхание. Если блондинки нет дома, то все возможно. Может быть, как разсейчас Ника этим своим сводящим с ума движением закидывает руки и расстегиваетбусы… На ней и сегодня были бусы, только совсем уже другие, не зеленые… Кретин,в очередной раз воззвал он к себе самому, что ты делаешь? Сшиваешься под дверьючужого дома, где, возможно, предается любви баба, которую ты сам бросилдвадцать два года назад. Да еще и корчишься от боли. Стыдно, глупо, унизительнодо чертиков… Да она же блядь, вчера познакомилась с этим типом, а сегодня ужепредается… Иди отсюда и забудь… Один раз сумел забыть больше чем на двадцатьлет, так и теперь сумеешь.

Она тебе не нужна, и ты ей совершенно не нужен.

Она тебя давно похоронила, ты же сам решил, что для неебудет лучше, если ты умрешь… Вот ты и умер для нее. Так что появляться передэтой женщиной попросту негуманно! Она еще, чего доброго, в обморок грохнется,возись потом с ней… И засыплет его упреками, станет говорить, что он ей жизньразбил, что… Боль постепенно отступила, он смог глубоко вдохнуть и уже решилуйти, но тут дверь открылась и вышла Ника с кавалером. Он отступил за дерево ивпился в нее глазами. Вид у нее был нормальный, спокойный, не похоже, что оначему-то там предавалась… Даже не целовались, наверное. Да и времени прошловсего ничего, минут десять от силы, не кошки же они… Ему стало легче.

Он заметил только, что Ника сменила туфли. Они говорятпо-русски и на «вы», что тоже приятно. Вот теперь они действительно бродили…Все понятно, она надела на свиданку туфли на каблуках, в них не больно-топобродишь. А теперь броди — не хочу!

Дура, думала небось, что он ее сразу поведет в какое-нибудьшикарное заведение, а он, видите ли, решил бродить! Бродить, конечно, дешевле!Они брели по улицам, а он тащился за ними, отчетливо понимая, как это глупо иунизительно. Но вот наконец они зашли в уличное кафе под цветущими розовымикаштанами. Он тоже вошел и пристроился неподалеку. Что я тут делаю? Я ведь ейсовершенно не нужен, она не чувствует, что я рядом, вон на улице ни разу дажене оглянулась, и сейчас в мою сторону не глядит… И в ту же секунду Ника вдругначала беспокойно озираться. Он уткнулся в меню. К парочке подошла молоденькаякельнерша, а через две минуты она же подошла к нему. Он заказал чашку кофе.Никин кавалер между тем взял ее руки в свои и, глядя на нее с нежностью, сталчто-то взволнованно говорить. Она зарделась, улыбнулась и что-то сказала вответ. А мужик вдруг прижал ее ладони к своим щекам и начал их целовать. Так,очень интересно. Он о чем-то ее спросил, а она, зардевшись, видимо,согласилась. На что, хотел бы я знать. Переспать с ним? Но, судя по всему, этоуже пройденный этап. А может, он сделал ей предложение? Руки и сердца, какговорится? Но с чего я взял, что она не замужем? Впрочем, замужней бабе тожеможно предложить руку и сердце… Она ему кивнула, значит, согласилась. Если оназамужем, то это довольно подло… А если не замужем… Опять заболело под ложечкой.Замужем — не замужем, какая разница, но ведь со всеми ними она спит… И с мужем,невесть каким по счету, и с этим… Нет, это уж слишком, он смотрит на нее стакой любовью…