Больше часа они ехали молча, за окнами почти совсемстемнело. Ему было хорошо и спокойно, рядом сидело родное существо, родное до комкав горле. Наверное, пока лучше оставить все как есть, не надо стремиться сегодняже уложить ее в постель, думаю, это произойдет само собой. Она дозреет, и тогдавсе будет прекрасно… Он затормозил.

— Что случилось?

— Хочу заказать номера. — Он вытащил мобильник ибыстро выяснил телефон уютной маленькой гостиницы в пригороде Амстердама, гдеостанавливался несколько лет назад. Там ему ответили, что на одну ночь у нихесть два номера.

— Ну что?

— Все в порядке. Уверен, тебе понравится эта гостиница,она, правда, за городом, но я подумал, что лучше уж ехать сразу туда, чеммотаться в поисках номеров, правда?

— Правда. Тем более что я устала.

— Я тоже притомился, должен тебе сказать. Ты все-такиспала.

— Еще как дрыхла!

— Что это ты вдруг развеселилась?

— А что, по-твоему, мне делать, если ты меня похитил?Заламывать руки? Завывать, как бездарная. актриса? Ты все время ждешь от менякаких-то трагедий, Влад. Но трагедия не мой жанр! Видимо, в глубине души тычувствуешь свою вину, да? Брось, Владик, все отлично! Жизнь прекрасна иудивительна!

На мгновение в этой оптимистической речи ему почудилсякакой-то надрыв, но, посмотрев на ее безмятежно-прелестное лицо, он успокоился.И все-таки с ней как на качелях — вверх-вниз, вверх-вниз!

Но зато уж точно не соскучишься!

— Влад, только давай сначала заедем в какой-нибудьмагазин.

— Ах да, трусики!

Когда он подъехал к магазину на бензоколонке, она сказала:

— Я пойду одна, не ходи со мной, я не люблю…

— Стесняешься при мне трусики покупать? —засмеялся он.

— Просто не хочу!

— Но и мне надо кое-что купить, а впрочем,ладно! — Он устало махнул рукой. Пусть делает что хочет.

Она вернулась с довольно внушительным пакетом.

— Что ты там накупила?

— Разные мелочи.

В уютной загородной гостинице им отвели два номера рядом натретьем этаже.

— Какая прелесть! — воскликнула Ника, войдя в свойномер. Она сразу скинула туфли и плюхнулась в кресло. — Ой, мамочки, как яустала, ужас просто!

— А ужинать?

— Владик, я не хочу!

— Как это — не хочешь? Что ж мне, одному ужинать? Ника,это свинство.

— Влад, ну куда я пойду в таком виде? Я вся пыльная!

— Ты самая красивая девушка в Голландии, нет, даже вБенилюксе, а чуть-чуть пыли мне лично не помешает. Или ты рассчитываешь сразитьвсех мужчин в округе? Так их тут нет!

— Как — нет? Это что, город женщин?

— Просто в такой час в ресторане вряд ли много народу,да и ресторан тут совсем маленький, но кормят чудесно! Пойдем, Ника! Пойдемпрямо так, не — надо наводить красоту, поедим и ляжем спать.

— Дай я хоть душ приму!

— Не надо! На ночь примешь, я умираю с голоду!

Мы черт знает как давно обедали.

— Хорошо, идем!

Они спустились в ресторан. Там было очень уютно, цветы настоликах, свечи. Им сразу подали меню.

— Что ты хочешь, Ника?

— Не знаю… закажи сам… Только я хочу что-нибудь выпить…

— Ты же не пьешь?

— Вино не пью, а что-нибудь покрепче вечером можно…

Они сели друг против друга, ели, пили, говорили осегодняшних впечатлениях, словно не сговариваясь, решили — ни слова о прошлом.

— Мне нравится, — сказала вдруг Ника, — мыкак будто только сегодня познакомились, и ты так мило за мной ухаживаешь… Тыочень интересный мужчина, Влад, не растолстел, не облысел… и, как писали Ильф иПетров, покрыт колониальным загаром…

— Ты хочешь сказать, я неотразим? — улыбнулся он.

— Наверное…

Он взял ее руку и поцеловал ладонь.

— Ника, я, кажется, заново в тебя влюбился…

— Именно что кажется, — засмеялась она. — Тыеще помнишь, что надо делать, когда кажется?

Он быстро перекрестился.

— Все равно не помогает. Влюбился!

— Брось, Владик! Чепуха все это! — Она допила своюводку.

— Налей еще!

Он налил.

— Давай выпьем за то, что… за то, что… что все было незря! — Она опять залпом выпила водку. Еще!

— Хватит, Ника, окосеешь!

— Да, правда, и вообще… Я пойду спать, Владик, спасибоза все, но я пойду… У меня сил больше нет…

Утром поговорим.

— Погоди, я хоть доем…

— Доедай, в чем проблема, я пойду… Не волнуйся.

Он не стал возражать, видел, что ей действительно нехорошо.Она побледнела, глаза покраснели.

Сейчас она выглядела немолодой и некрасивой.

Не умеет пить… Ей надо было снять напряжение, вот она иперебрала… Ну ничего, завтра все будет отлично.

Он спокойно доел свой бифштекс, потом еще съел десерт,расплатился и не спеша поднялся на третий этаж. Дверь Никиного номера быланеплотно прикрыта. Надо же, как напилась… Или она нарочно оставила ее открытой?Это приглашение? Но сейчас совсем ничего не хочется…

Он собирался уже тихонько прикрыть дверь и уйти к себе, каквдруг услышал странные звуки. Она плачет? Нет, это не плач. Смеется? Сама ссобой?

Нет, это не смех. Задыхается? Ему стало тревожно.

Он осторожненько открыл дверь и прислушался.

Странные звуки доносились из ванной и больше всего напомнилиему приступ астмы у одного его коллеги, свидетелем которого он был. У нееастма?

Но тогда ей нужна помощь. Он шагнул и открыл дверь в ванную.Ника, совершенно голая, сидела на полу и, вцепившись зубами в махровоеполотенце, выла. Этот задушенный полотенцем вой был не громким, но оттого ещеболее страшным. Он кинулся к ней:

— Господи, Ника, что с тобой?

— Уйди, уйди, — бормотала она. — Пожалуйста,уйди!

И тут он заметил на раковине ополовиненную бутылку виски.

— Боже, ты так надралась, что ты делаешь, зачем?

Он пытался поднять ее с полу, но она, видимо, только чтопринимала душ и была еще мокрой и скользкой. От ужаса и жалости у него всеперевернулось внутри.