ночного хищника. Мое сердце стучит отбойным молотком в груди. Я тянусь, чтобы ущипнуть себя за ногу, но вместо этого сжимаю карман куртки. В нем всегда лежит книга «Милый Яд» в мягкой обложке. Помятая и зачитанная до смерти, но она там. Моя дань уважения Келлану.

Тейт останавливается в двух метрах от меня. В моем теле столько адреналина, что хочется кричать. Что происходит?

– Чарли.

– Тейт.

– Рейган действительно не сказала, почему ты здесь сегодня?

Я морщу лоб.

– Нет. И я начинаю по-настоящему уставать от пребывания в неведении, так что, возможно, ты захочешь забежать вперед и рассказать мне, что происходит.

Он смеется, и в этот момент я вижу в нем Келлана. В его застенчивости. В юности. Но также и что-то уникальное, и полностью присущее Тейту. Мужчине, в которого я влюбилась. Сила, с которой нужно считаться. Шторм, который утянул меня в самый свой эпицентр.

– Шарлотта. Лотти. Чарли, – он качает головой, запустив руку в волосы и взъерошив их. – Я не силен в этом дерьме. Слушай. Вот оно – когда я встретил тебя, я был в замешательстве. Нет, в хаосе – и это мягко сказано. Я был терпящим крушение поездом. Тонущим кораблем. Был опасен для себя и тех, кто меня окружал. Ты тайфуном ворвалась в мою жизнь и изменила ее. Перевернула вверх дном. А теперь? Теперь я не могу представить свою жизнь без тебя, – он делает паузу. – Нет. Это неправильно. Я могу представить свою жизнь без тебя. И я был бы чертовски несчастен. На самом деле, я не уверен, что это вообще стоило бы того, чтобы жить. Мы уже живем вместе, хотя никогда не делали этого официально, и я думаю, пришло время тебе сделать из меня честного человека.

С этими словами он опускается на одно колено. Я прикрываю рот ладонью. Может, я и кричу, но ничего не слышу. Тейт привел меня сюда, чтобы сделать предложение. Он отвез меня в то место, где я пережила одно из самых травмирующих событий в своей жизни, и превратил это место в самое прекрасное. Он хочет подобрать мои осколки и помочь мне собрать их воедино. Как я сделала для него.

Он достает из кармана пальто синюю бархатную коробочку и открывает ее. Это великолепное кольцо, бриллиант совершенно черного цвета. Вокруг него мерцают крошечные отполированные драгоценные камни. Само кольцо тонкое и элегантное. Оно настолько в моем вкусе, что мне хочется плакать. Нет, постойте, я и так плачу. Горячие слезы текут по моему замерзающему лицу. Я качаю головой.

– Нет? Это значит «нет»? – в голосе Тейта появляются резкие нотки. Он пытается держать себя в руках. О, черт. Он думает, что я отказываю ему.

Я смеюсь и опускаюсь на колени, обхватив руками его лицо.

– Нет, идиот. Это «да». Это на сто процентов «да». Просто не могу поверить, что ты был настолько заботлив, что привел меня сюда.

Не отвечая, Тейт берет мою левую руку и надевает кольцо мне на палец. Стремительно. Как будто не хочет, чтобы я передумала. Тейт целует бриллиант на моей руке, не отрывая от меня взгляда.

– В самом деле? Потому что я не могу поверить, что моя тупая задница ждала так долго.

Потом нас швыряет друг на друга. Я не знаю, кто это начал и кто положит этому конец. Поцелуй небрежный, полный эмоций, смеха и слюны. Мои слезы скользят по нашим губам, и мы поглощаем их. Мы оба привыкли к этому простому факту жизни – любое стоящее удовольствие всегда сопряжено с небольшой болью.

Милый Яд.

Красота, обернутая в уродство.

Любовь, замаскированная под ненависть.

Мы хватаем друг друга за плечи. Кажется, мы никогда не отпустим друг друга.

– Я сделаю тебя счастливой, Чарли.

Но знаете что? Он уже это сделал.

Тейт

= Спустя год =

– Это будет тот еще балаган, – протяжно произношу я и выхожу из своей машины, обходя ее, чтобы открыть дверь для Чарли.

Она, пошатываясь, поднимается на ноги, хватаясь за беременный живот. Чарли отлично справляется под конец первого триместра. С утра нет тошноты. Никаких перепадов настроения. Даже обоняние не обострилось. Я предупредил ее, что все может измениться в любой момент. Что беременность – это не прогулка в парке для всех.

– Все будет хорошо.

Я набрасываю шаль ей на плечи и переплетаю наши пальцы. Мы направляемся в Литературный музей искусств в Бруклине, где вот-вот будут чествовать Келлана. На прошлой неделе еще один тираж «Милого Яда» появился на прилавках. Терри плачет всякий раз, когда слышит официальные данные о продажах книги (десять миллионов экземпляров, и цифры продолжают расти), что делает его интересным кандидатом на получение награды.

– Ты на самом деле в это не веришь, – стону я, сжимая ее руку в своей.

– Нет, не верю. Но мы должны уважать его желания. Вот как он хочет это сделать. Он обязан этим самому себе и Келлану. Мы не можем его остановить. И в любом случае, это не наше дело.

Моя жена права. Она всегда в чем-то права.

Я ненавижу это.

В музее все примерно так же. Я привык к этой литературной чепухе, побывав помощником Чарли на бесчисленных мероприятиях. Заумные разговоры. Бокалы с шампанским. Углубленное обдумывание текстов, написанных в то время, когда автор был под кайфом. Проходит целый час, прежде чем организатор мероприятия – женщина, чье имя я не могу выговорить, и которая выглядит так, словно перепробовала все пластические операции, доступные на рынке, – стучит вилкой по бокалу. Классический жест. Она просит всеобщего внимания, ее алая улыбка темная и широкая. Она не обращает внимания на то, во что ввязалась. Я откидываюсь на спинку стула, наблюдая, как она вызывает Терри на сцену со смесью удовлетворения и страха. Мой отец встает из-за нашего столика и подходит ко мне.

Женщина на сцене болтает о «Милом Яде». О том, как хорошо книга продавалась в магазинах. Как дети сейчас узнают о ней в старших классах. Позади нее Терри бледнеет. Он бросает на меня взгляд, ожидая заверений в том, что поступает правильно. Я слегка наклоняю голову, как бы говоря: дерзай.

Спикер говорит еще двадцать минут. Чарли хватает меня за руку и сжимает. Она знает, что я нервничаю. Я уверен, что она тоже нервничает. И тогда женщина, наконец, отдает Терри микрофон.

Он сразу переходит к делу, как и обещал ранее, когда пришел к нам домой выпить перед игрой. Кофе, на случай если вам интересно. Подонок уже давно трезв.

Он прочищает горло.

– Спасибо. За поддержку. За то, что купили «Милый Яд». Читаете ее. Любите. За то, что посоветовали друзьям купить ее. За то, что присылаете мне ее фотографии в книжных магазинах. Не думаю, что вы осознаете, как много это значит для меня. Как… как чертовски странно это ощущать. Что ты изливаешь на страницу свои мысли, и они становятся такими популярными, что все хотят услышать и прочитать их.

Терри делает вдох. Закрывает глаза. Его плечи трясутся, но он не плачет.

– Только, боюсь, я не могу чувствовать ничего из того, что заставляет писателя гордиться. Видите ли, есть причина, по которой я до сих пор отказывался от любых публичных выступлений. Это не потому, что я ценю свою частную жизнь – к черту мою частную жизнь. Это не потому, что мне нечего сказать. Мне нужно слишком многое сказать. Это потому, что говорить то, что я должен сказать, страшно, но в то же время необходимо.

У меня плохое предчувствие по поводу его следующих слов. Или хорошее, в зависимости от того, как я на это смотрю.

Координатор мероприятия лавирует между столами, почти пробираясь к сцене.

– Должно быть, это касается мистера Маркетти.

– Это я, – указывает Терри. Толпа разражается смехом.

– Другого Маркетти.

– На подходе.

Снова смех. Мы с Чарли обмениваемся взглядами. Нам не смешно. Мы беспокоимся за Терри. Она жестом велит мне идти за машиной. Я двигаюсь, все еще внимательно прислушиваясь к речи Терри, когда он возвращается к микрофону и начинает снова.

– На чем я остановился? Верно. Келлан Маркетти был хорош во всем. Писатель. Вундеркинд. Брат. Сын. И автор книги, которую я украл у него и назвал своей. «Несовершенства».

Воздух в зале заканчивается от резкого всеобщего вздоха. Я замираю в дверном проеме и снова поворачиваюсь лицом к Терри. Я ожидал, что он признается в плагиате, но не думал, что автором