и «восстановление» – выгнулись дугой вдоль края. В центре была поставлена большая двойка.

Два месяца.

Терри был трезв два месяца. Я не знал, как к этому отнестись, и верил ли в валюту сверх ее номинальной стоимости.

– Так сейчас говорят крутые ребята, верно? – сказал за мной. – Видел, как маленькая мисс Ричардс разбрасывала монетки по дому.

Я провел пальцами по гладким краям жетона и бросил его Терри. Жетон отскочил от его груди и приземлился на раскрытую ладонь. Не припомню, чтобы когда-нибудь видел Терри с нормальной координацией, чтобы завязать шнурки на ботинках, не говоря уже о том, чтобы поймать монетку в середине падения.

– Ну? – Терри уселся на барный стул рядом и бросил жетон на стойку. Он замедлился в нескольких дюймах от моей миски с хлопьями. – Я дал тебе чертов пенни. А теперь поделись со мной одной из своих мыслей.

Я проигнорировал его слова и жетон, развернув свое сиденье так, чтобы оказаться лицом к нему. Он причесался. А еще подстригся.

Он зачесал волосы назад, нанеся толстый слой геля. Седой щетины, которая когда-то покрывала его щеки и подбородок, больше не было.

На нем была чистая футболка, не похожая на ту, что можно найти в мусорном контейнере у местной благотворительной организации. На самом деле, если поставить его в один ряд с людьми, у которых есть постоянная работа, он отлично впишется.

Какая странная фигня.

– Ты и правда трезв, – сказав это, я не почувствовал себя таким дураком, как думал.

– К сожалению.

– Почему?

– Правила и условия моего пребывания.

Я верил в это так же, как верил в старую теорию Нового мирового порядка.

– Назови мне настоящую причину.

Я выпил половину воды из стакана и откусил кубик льда, раздавив его в пыль зубами. Не знаю, чего я ждал.

Что возненавижу его еще больше? Меньше? Возможности сообщить ему, что слышал его слова, сказанные Чарли той ночью? И знал, что у него были мысли о самоубийстве, и он решил жить ради меня?

Может, я хотел предложить ему свое разрешение умереть.

В голове у меня пульсировало. Я подумывал о том, чтобы удалиться в свою комнату, пока Терри не усугубил ситуацию, но решил, что его трезвость заслуживает моего внимания. Клятва Гиппократа и все такое.

По крайней мере, я хотел получить ответ.

Естественно, он мне его не дал. Он постукивал костяшками пальцев по ламинированной столешнице, затем нащупал отслаивающийся край. Он поковырял покрытие. Я не стал его останавливать. В любом случае, этот дом нуждался в тщательном ремонте.

– Я уже видел «Милый Яд» раньше, – он сжал деревяшку и оторвал ее. – Поддался искушению.

– Когда?

– Должно быть, лет шесть назад, – Терри сделал паузу. – Я был пьян.

– Ну разумеется.

– Да, разумеется, – он покачал головой, смеясь. – Папа года, верно?

Если это пример хорошего родителя, то не хочу видеть плохого.

Я прикусил язык, вспомнив слова Чарли. Исцеление без ярости, сказала она. Не уверен, что я на это способен. Но если не могу дать ей другого, чего она хотела, то мог бы хотя бы попытаться дать ей это.

– Ты читал «Милый Яд»? – Терри полностью оторвал кусочек покрытия.

Я хотел стать этим обломком. Освободиться от всего этого уродливого мертвого груза. Терри бросил кусок на столешницу, и тот, как парящее перо, отскочил от нас, виляя к доскам красного дерева.

Я оторвал от него взгляд.

– Нет и не собираюсь.

– Это чертовски хорошая книга.

Я поставил стакан и посмотрел, как кубики льда стучат по стенкам.

– Как и «Несовершенства», я слышал. Обязательно поздравь настоящего автора от моего имени.

Я считал своим любимым хобби тыкать в лицо своему отцу-бездельнику длинный список его провалов. Но теперь на моем языке появился горький привкус. Вообще-то, медь. Я прикусил язык.

Черт.

«Самое меньшее, что я могу сделать, это остаться в живых, чтобы ему было кого ненавидеть».

Слова Терри преследовали меня. Полтергейст, которого я не смог изгнать. Я плотно сжал губы, опасаясь, что глупость вырвется наружу, если дам себе волю.

Терри почесал висок, издав горький смешок.

– Думаю, я это заслужил, – он развернулся лицом ко мне. – Тебе следует прочитать «Милый Яд». Может, это пойдет тебе на пользу. По крайней мере, я думаю, что Кел хотел, чтобы ты это сделал.

– Может быть, – сказал я, чтобы заставить его замолчать. У меня по-прежнему не было намерений подвергать себя этой психической пытке вдобавок к моей ежедневной передозировке.

Он уставился на жетон, открывая и закрывая рот.

Наконец, заговорил:

– В последнее время я стал видеть вещи яснее. В основном, о прошлом, – он провел ладонью по челюсти. – Это давно назревало.

– Видишь что-нибудь хорошее?

– Да.

Я замер.

Затаил дыхание.

Ждал, пока он продолжит.

– Кое-что из этого было хорошим. Но большая часть этого… – Терри покачал головой. – Уже слишком поздно. Дерьмо, которое мы не можем изменить, меняет нас. Я боролся с этим так долго, как мог, но заслуживаю пребывать в этой клетке. Это тюрьма, которую я создал сам.

Я увидел все как на ладони.

Истинную причину, почему Терри был трезв.

Он считал это наказанием за свои грехи. Услышав, я не обрадовался так, как того ожидал.

Черт.

Я, наконец, понял, чего ждал. Это было не для того, чтобы ненавидеть его еще больше. Или дать ему мое разрешение умереть. Это было намного, намного хуже. Я хотел, чтобы он жил. Забыл о моих чувствах и существовал без страданий. Чтобы избавил меня от бремени тащить за собой другую жизнь.

Терри встал, накинул пальто на сгиб локтя и придвинул свой стул. Цивилизованное поведение. Так не похоже на него. Трудно увидеть в стоявшем напротив мужчине того, который появился на моем крыльце, пьяный и накачанный таблетками, таща за собой угрюмого Келлана.

– Подожди, – я схватил жетон, повертел его в руке так, чтобы две стороны были обращены вверх, и протянул Терри.

Он покачал головой.

– Он твой. Я оставлю себе следующий.

Следующий.

Он планировал оставаться трезвым. И впервые я поверил ему.

– Не живи, – сказал я ему, как только он коснулся ручки входной двери, все еще стоя ко мне спиной, – чтобы давать мне повод для ненависти. Живи для себя.

Одному из нас это было нужно.

Глава семьдесят девятая

= Шарлотта =

Я стояла в пустом лифте, уставившись на книги в руках. Рейган подарила мне заранее три экземпляра «Милого Яда», распечатав их с разрешения Хелен. Один для меня. Один для Терри. Один для Тейта.

Когда металлические двери разъехались, я вышла через вращающуюся дверь и сделала еще один круг, размышляя о том, где может быть Терри. Я знала о двух возможных местах. Выход налево – к бару Old Town Bar. (Терри окружал себя выпивкой и пытался притом оставаться трезвым. Он называл это наблюдением за людьми; я называла это ненужным искушением.) Выход направо – к собору Святого Франциска де Салеса рядом с Loeb Boathouse.

На прошлой неделе я столкнулась с ним перед его заостренным тимпаном, когда возвращалась домой из Общественной библиотеки по соседству. Терри посещал собрания анонимных алкоголиков в церковном подвале в форме большого пальца. По его словам, где бы он ни сидел, большой палец указывал вниз.

Еще одна смена, и я приняла решение. Я спрятала книги под пальто и проскользнула через дверное крыло, нырнув направо. Это был большой палец вниз.

Держу пари, что ошибаюсь. Подвал Святого Франциска был пуст, когда я вошла, за исключением одинокого священника. Он сложил складной стул, и тот превратился в тонкий прямоугольник. Засунув его под мышку, священник взглянул на меня.

– Чем могу вам помочь, мэм?

– Здесь проходит собрание анонимных алкоголиков?

– Закончилось час назад. Следующее начнется завтра утром в семь. Там будут пончики.

Я вышла из подвала. (Кстати, он точно был в форме большого пальца. И указывал вниз. Не уверена, как кто-то мог исцелиться в такой удручающей обстановке.) Поднявшись по последним ступенькам, я поправила книги под пальто и прижала их к себе через толстую ткань. Монахиня прошла мимо, дважды осмотрела мой сверток и искоса посмотрела на меня, как будто я прятала в нем контрабанду. Я направилась ко входу в собор, увернулась от вывески с надписью «Сакраментальное вино без сахара предоставляется по запросу» и выскочила на оживленный тротуар. Раз уж я здесь, то могла бы