бесплодных поисков любой другой на месте Рауля опустил бы руки. Ибо, помимо отдельных намеков, которые он толковал на свой лад, основные вопросы оставались нерешенными или, по крайней мере, не имели видимого решения.

«Но я не теряю времени даром, – убеждал он себя, – а это главное. Действовать зачастую означает не делать ровным счетом ничего. Обстановка проясняется. Мое видение людей и событий становится более четким. Если даже новых фактов пока нет, я в любом случае нахожусь в центре маневров. Накануне сражения, обещающего быть беспощадным, так как на поле боя сойдутся все смертельные враги, стремление помериться силами и необходимость найти более эффективное оружие приведут к нежданному потрясению, и тогда искры полетят во все стороны».

Но искры полетели гораздо раньше, чем Рауль мог предположить, и осветили ту темную сторону, где, по его мнению, не могло случиться ничего серьезного. Однажды утром, прижавшись лбом к оконному стеклу и вперив взор в окна Брежака, он увидел переодетого старьевщиком соумышленника Жодо. В этот раз бандит нес на плече холщовый мешок, куда бросал свою добычу. В какой-то момент, приставив мешок к стене дома, он сел на тротуар и принялся за еду, не переставая при этом ворошить крюком в ближайшем мусорном ящике. Движения его казались случайными, но через несколько минут Рауль понял, что этот тип подтягивал к себе только смятые конверты и порванные письма. Рассеянно проглядывая их, он явно, так сказать, сортировал корреспонденцию, интересуясь перепиской Брежака.

Спустя четверть часа он водрузил свой мешок на спину и ушел. Рауль проследил за ним до Монмартра, где Жодо держал лавку со старьем.

Жодо приходил три дня подряд и каждый раз занимался одним и тем же. Но на третий день, в воскресенье, Рауль с удивлением заметил в окне Брежака: тот внимательно наблюдал за Жодо. Когда Жодо пошел прочь, Брежак с великими предосторожностями последовал за ним. Рауль, держась на некотором расстоянии, тоже двинулся за этими двумя. Неужели он наконец узнает, что связывает Брежака и Жодо?

Так они, один за другим, пересекли квартал Монсо, миновали бывшую заставу и в конце бульвара Бино вышли на берег Сены. Среди пустырей стояло несколько скромных сельских домов. Возле одного из них и расположился Жодо; пристроив рядом с собой мешок, он уселся перекусить.

Так он просидел то ли четыре, то ли пять часов, и все это время за ним наблюдал Брежак, обедавший неподалеку в увитой зеленью беседке скромного ресторана. Рауль же, растянувшись на берегу, курил сигарету за сигаретой.

Когда Жодо опять тронулся в путь, Брежак вышел из беседки, но направился в другую сторону, словно дело потеряло для него всякий интерес. Рауль немедля вступил в беседу с ресторатором и узнал от него, что дом, возле которого сидел Жодо, еще несколько недель назад принадлежал братьям Лубо, убитым в скором марсельском поезде тремя неизвестными. Судебные чиновники опечатали строение, а нести охрану доверили одному из соседей, который каждое воскресенье непременно отправлялся на прогулку.

Услышав имя братьев Лубо, Рауль вздрогнул. Маскарад Жодо начал приобретать значение.

Он стал настойчивее в своих расспросах и выяснил, что братья в доме почти не жили, потому что он в основном служил им складом для хранения шампанского, – оба брата были виноторговцами. Расставшись со своим деловым партнером, они начали заниматься продажами самостоятельно.

– А как звали их партнера? – спросил Рауль.

– Его имя до сих пор значится на медной табличке, прибитой возле двери: «Братья Лубо и Жодо».

Рауль едва не вскрикнул:

– Жодо?!

– Да, краснолицый толстяк, настоящий великан, похожий на тех, что выступают на ярмарках. Прошло уже больше года с тех пор, как его в последний раз видели здесь.

«Очень важные сведения, – подумал Рауль, оставшись один. – Итак, Жодо был компаньоном обоих братьев, которых, похоже, впоследствии и убил. Впрочем, ничего удивительного в том, что полиция его не заподозрила, нет, ведь никто даже не догадывался, что в деле участвовал некий Жодо, а Марескаль так и вовсе убежден, что третьим сообщником был я. Но зачем убийца Жодо возвращается в те места, где когда-то обитали его жертвы? И почему Брежак следит за ним?»

Неделя прошла без происшествий. Жодо больше не появлялся перед особняком Брежака. Тем не менее в субботу вечером Рауль, уверенный, что назавтра Жодо вернется в дом братьев Лубо, перелез через стену, окружавшую сопредельный пустырь, и забрался в окно второго этажа.

Две тамошние комнаты были обставлены мебелью. По некоторым признакам Рауль догадался, что их старательно обыскивали. Кто? Люди из прокуратуры? Брежак? Жодо? Но зачем?

Рауль не стал попусту тратить силы. Того, что искали побывавшие здесь люди, явно больше нет… или не было вовсе. Он устроился в кресле, намереваясь провести в нем ночь. При свете маленького карманного фонарика он взял со стола книгу, и чтение вскоре усыпило его.

Истина открывается только тем, кто вынуждает ее выйти из тени. Зачастую, когда она кажется далекой, случай просто-напросто водворяет ее на подготовленное для нее место, и это награда за качественно проведенную разведку. Проснувшись, Рауль увидел книгу, что едва успел полистать вечером. Картонный переплет ее обтягивал коленкор, посаженный на кусочек той черной ткани, которую обычно используют фотографы, чтобы накрыть свой аппарат.

Он порылся в шкафу, где тряпки лежали вперемешку с бумагами, и отыскал кусок такой материи. Из него кто-то вырезал три круга размером с большую тарелку.

– Наконец-то, – взволнованно проговорил он. – Нашел. Три маски бандитов из скорого поезда изготовили здесь. Этот кусок ткани является неопровержимым доказательством. Он объясняет то, что произошло, и помогает верно истолковать события.

Теперь истина выглядела настолько естественной, настолько соответствующей его интуитивным представлениям, что эта открывшаяся простота показалась ему забавной, и в глубокой тишине дома зазвенел его веселый смех.

«Отлично, великолепно, – говорил он себе. – Судьба сама предоставит мне необходимые для полноты картины подробности. Отныне она поступает ко мне на службу, и все детали этой истории слетятся на мой призыв и выстроятся в ряд на ярком свету».

В восемь часов утра сторож совершил воскресный обход первого этажа и накрепко запер двери. В девять часов Рауль спустился в столовую и, не открывая ставней, отворил окно над тем местом, где должен был усесться Жодо.

Жодо был точен. Он пришел со своим мешком и сгрузил его возле стены, а затем сел и принялся за еду. Он жевал и одновременно бубнил что-то себе под нос, но так тихо, что Рауль ничего не слышал. Трапеза, состоящая из разного рода колбас и сыра, сопровождалась курением трубки, дым которой долетал до