class="p1">Неподалеку от площади Этуаль он заметил идущего ему навстречу человека в больших темных очках и с зажженной сигаретой во рту. Этот господин преградил ему путь и, не став, разумеется, просить у него огонька, выпустил ему в лицо струю дыма и улыбнулся, обнажив при этом острые, словно у собаки, зубы.

Комиссар вытаращил глаза.

– Кто вы такой? Чего вы от меня хотите? – выдавил он из себя.

Впрочем, к чему этот вопрос? Разве он не знал, что перед ним все тот же мистификатор, тот, кого он полагал третьим сообщником, – возлюбленный Орели и его, Марескаля, заклятый враг?

И этот человек, казавшийся ему дьяволом во плоти, указал пальцем на бутылку и шутливым тоном снисходительно произнес:

– Ну, давай ее сюда… не серди дядюшку… отдавай. Разве пристойно такому важному чину, как ты, прогуливаться с бутылкой? Ну же, Родольф… я жду.

Марескаль мигом сдался. Кричать, звать на помощь, просить прохожих задержать убийцу он был не способен. Его точно заворожили. Это исчадие ада выкачало у него всю энергию, и он тупо, даже не думая сопротивляться, словно вор, который считает вполне естественным вернуть украденную вещь, позволил забрать у себя бутылку: его рука больше не могла ее удерживать.

В этот момент появился Брежак, страшно запыхавшийся и совершенно выбившийся из сил. Он тоже не мог ни броситься на третьего мошенника, ни даже окликнуть Марескаля, так что оба мужчины, стоя на краю тротуара, ошеломленные, лишь смотрели, как господин в круглых очках, подозвав таксомотор, садится в него и через окно машет им шляпой.

Вернувшись домой, Рауль развернул газету и принялся разглядывать свою добычу. Это была обыкновенная литровая бутылка, в каких обычно продают минеральную воду, – старая, без пробки, из непрозрачного темного стекла. На грязной запыленной этикетке, однако защищенной, похоже, от воздействий непогоды, легко читалась надпись, сделанная крупными печатными буквами:

ЭЛИКСИР МОЛОДОСТИ

Внизу ему с трудом удалось разобрать несколько строчек, которые явно содержали формулу этого самого Эликсира Молодости: «Пищевая сода 1349 граммов – поташ 0,435 грамма – известь 1000 граммов – милликюри…» – и так далее.

Но бутыль оказалась не пустой. Внутри что-то виднелось, что-то небольшое, напоминавшее свернутый клочок бумаги. Рауль перевернул бутылку, потряс, но оттуда ничего не выпало. Тогда он опустил внутрь веревочку с тяжелым узелком на конце и, затаив дыхание, извлек очень тонкий бумажный листок, скрученный в трубочку и перевязанный красной ленточкой. Развернув его, он обнаружил, что это всего лишь половинка обычного листа, нижняя часть которого была отрезана или, скорее, оторвана, причем неровно. Текст был написан чернилами, кое-где выцветшими, но оставшихся букв вполне хватило, чтобы сложить несколько фраз:

Обвинение справедливо, а мое признание официально, я один виновен в совершенном преступлении, и не надо возлагать ответственность ни на Жодо, ни на Лубо.

Брежак

Рауль с первого взгляда узнал почерк Брежака, а также понял, что, судя по выцветшим чернилам и состоянию бумаги, письмо было написано лет пятнадцать-двадцать назад. О каком преступлении идет речь? И кто стал его жертвой?

Он долго размышлял, а потом заключил вполголоса:

– Дело это кажется запутанным, потому что оно двойное. В нем слились две истории, две драмы, и вторая является результатом первой. Вторая драма случилась в скором поезде, ее участниками стали два брата Лубо, Гийом, Жодо и Орели. Первая же драма произошла гораздо раньше, но сегодня два ее действующих лица столкнулись лицом к лицу: это Жодо и Брежак.

Для того, кто не может найти ключ к истинному положению вещей, все лишь усложняется, для меня же, наоборот, дело начинает проясняться. Час сражения приближается, и ставкой в нем является Орели или, скорее, секрет, мерцающий в глубине ее прекрасных зеленых глаз. Тот, кто сумеет хотя бы на несколько мгновений – силой, хитростью или любовью – завоевать ее взгляд и ее мысли, станет обладателем тайны, из-за которой уже погибли несколько человек.

И в этот вихрь мщения, ненависти и алчности Марескаль – со всеми его страстями, амбициями и ревностью – вовлекает еще и страшную боевую машину под названием правосудие.

Ну а я…

Рауль подготовился тщательно, употребив всю свою энергию, ибо каждый из противников множил меры предосторожности. Брежак, не имея никаких формальных претензий к сиделке, осведомлявшей Марескаля, и к горничной, подкупленной Раулем, тем не менее уволил обеих. Ставни на окнах, выходивших на улицу, закрыли. Марескаль же, со своей стороны, отправил к дому агентов. И только Жодо не давал о себе знать. Обезоруженный потерей документа с собственноручным признанием Брежака, он наверняка прятался в каком-нибудь укромном и надежном месте.

Такое положение вещей сохранялось на протяжении двух недель. Рауль под чужим именем представился жене министра, открыто покровительствовавшего Марескалю, и ему удалось установить задушевные отношения с этой довольно зрелой дамой, необычайно ревнивой и осведомленной обо всех мужниных секретах. Знаки внимания Рауля наполняли ее радостью. Не отдавая себе отчета в том, какая роль ей отведена, и не зная о страсти Марескаля к Орели, она держала Рауля в курсе всех намерений комиссара, оповещая о его планах относительно Орели и о попытках с помощью министра свалить Брежака и тех, кто его поддерживал.

Рауль даже испугался. Наступление было организовано столь тщательно, что он задался вопросом, не следует ли ему начать действовать на опережение, то есть попросту похитить Орели и тем самым разрушить планы противника.

«Но что потом? – спросил он себя. – К чему меня приблизит этот побег? Противостояние никуда не денется, все начнется сначала».

И он сумел воспротивиться искушению.

Как-то вечером, вернувшись к себе, он нашел послание, прибывшее по пневматической почте. Жена министра сообщала ему о последних принятых решениях и среди прочего об аресте Орели, назначенном на завтра, 12 июля, на три часа дня.

«Бедная барышня с зелеными глазами, – подумал Рауль. – Готова ли она не верить никому, кроме меня, готова ли пойти против всех, как я ее просил? Ведь для нее это означает новые слезы и новые тревоги».

Однако спал Рауль спокойно, как настоящий военачальник накануне битвы. В восемь часов он встал. Начинался решающий день.

…Около полудня, когда его служанка, старая кормилица Виктория, возвращалась по черной лестнице с корзинкой, полной провизии, шесть человек, поджидавшие ее, силой ворвались следом за ней в кухню.

– Хозяин дома? – грубо спросил один из них. – Только давай не ври мне. Я комиссар Марескаль, и у меня постановление о его аресте.

Бледная и трепещущая, старушка прошептала:

– Он у себя в кабинете.

– Веди нас.

Он зажал рукой рот Виктории, чтобы та не смогла предупредить своего хозяина, и