Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек в комнате даже опомниться не успел, а его уже схватили, кинули на пол, связали и потащили вон, упакованным, словно тюк. Марескаль ничего не объяснил, а лишь бросил:
– Вы главарь банды, совершившей преступления в скором поезде. Ваше имя Рауль де Лимези.
И, обращаясь к своим людям, произнес:
– В камеру его. Вот постановление. И не болтать! Никому ни слова о личности «клиента». Тони, помните, вы за него отвечаете! И вы тоже, Лабонс! Встретимся в три часа возле дома Брежака. Тогда настанет очередь барышни и произойдет разжалование ее отчима.
Четверо агентов увели арестованного. Пятому, Совину, Марескаль велел задержаться.
Он быстро обыскал кабинет и забрал кое-какие бумаги и несколько малозначащих вещиц. Но ни он, ни его приспешник Совину не нашли того, что искали: бутылку, на которой двумя неделями раньше, стоя на тротуаре, Марескаль успел прочесть: «Эликсир Молодости».
Они отправились обедать в соседний ресторан. Потом вернулись в квартиру Лимези. Марескаль пребывал в ярости.
Наконец, в два часа с четвертью, Совину обнаружил под мраморной каминной полкой пресловутую бутылку. Она была заткнута пробкой и аккуратно запечатана красным воском.
Марескаль потряс ее и, поднеся к электрической лампе, посмотрел на просвет: в бутылке лежала свернутая в трубочку бумажка.
Он заколебался. Прочесть ли ему ее прямо сейчас?
– Нет-нет… еще рано!.. В присутствии Брежака!.. Браво, Совину, вы отлично поработали, мой мальчик!
Радость переполняла его, и, уходя, он бормотал себе под нос:
– Наконец-то я у цели. Теперь Брежак у меня в руках, осталось только сомкнуть клещи. А что до малышки, ее больше некому защищать! Ее любовник сошел с дистанции. Так что теперь, дорогуша, мы с тобой вдвоем!
Глава 9
«Сестрица Анна, ты ничего не видишь?»[24]
Около двух часов того же дня старик Валантен, оставшийся в доме единственным за всю прислугу, принес поднос с едой в комнату Орели и предупредил, что Брежак желает говорить с ней.
Она едва оправилась от болезни, но, чтобы скрыть перед ненавистным ей человеком свою слабость, заставила себя держаться прямо, горделиво неся голову. Подкрасив губы и подрумянив щеки, она спустилась вниз.
Брежак ждал ее на втором этаже в своем просторном кабинете с закрытыми ставнями; комнату освещала электрическая лампа.
– Садись, – произнес он.
– Нет.
– Сядь. Ты устала.
– Скажите поскорее все, что вы хотите мне сообщить, и я вернусь к себе.
Брежак заходил по комнате. Он явно волновался и о чем-то беспокоился, украдкой бросая на Орели взгляды, где было столько же ненависти, сколько и страсти. Он понимал, что волю ее не сокрушить. И вопреки всему сострадал ей.
Наконец он подошел к девушке и, положив руку ей на плечо, силой заставил ее сесть.
– Ты права, – произнес он, – беседа будет недолгой. То, что я хочу тебе сообщить, можно передать в нескольких словах. А потом ты примешь решение.
Находясь совсем рядом друг с другом, они были далеки, как могут быть далеки только заклятые враги, и Брежак это чувствовал. И все слова, которые он произносил, лишь расширяли пролегавшую между ними пропасть. Сжав кулаки, он сказал:
– Неужели ты до сих пор не поняла, что мы со всех сторон окружены неприятелями и долго так продолжаться не может?
– О ком это вы? – нехотя ответила она вопросом на вопрос.
– О, – промолвил он, – ты их знаешь. Марескаль… Марескаль ненавидит тебя и хочет отомстить.
И тихим серьезным голосом он принялся объяснять:
– Послушай, Орели, нас преследуют уже довольно долго. В министерстве обыскивают ящики моего стола. Высшее начальство и подчиненные – все объединились против меня. Почему? Да потому, что их в той или иной мере подкупил Марескаль, который, как всем известно, в фаворе у министра. А мы, ты и я, – мы связаны друг с другом, вот хотя бы даже его ненавистью. Мы связаны нашим прошлым, оно у нас одно, хочешь ты того или нет. Я воспитал тебя. Я твой опекун. Мое разорение – это и твое разорение тоже. И я задаюсь вопросом, не сама ли ты этого добиваешься по каким-то неизвестным мне причинам. Впрочем, с некоторых пор мне кажется, что меня могут оставить в покое, а вот угроза, нависшая над тобой, никуда не денется.
Орели была близка к обмороку:
– Что вы имеете в виду?
– Я получил анонимное письмо на бланке министерства… глупое, бессвязное письмо, где меня предупреждают, что преследовать начнут тебя, так что все хуже, чем можно было себе представить, – ответил он.
– Преследовать? – проговорила она, собрав все силы. – Нет, вы ошибаетесь! Из-за какого-то анонимного письма…
– Возможно, возможно… – произнес он. – Какой-нибудь мелкий чиновник, краем уха уловивший дурацкий слух… Однако не надо забывать, что Марескаль способен на любую низость.
– Если вы боитесь, уезжайте.
– Я боюсь за тебя, Орели.
– Мне нечего бояться.
– Ты ошибаешься. Этот человек поклялся погубить тебя.
– Тогда позвольте мне уехать одной.
– А у тебя есть на это силы?
– Я найду в себе силы, чтобы покинуть эту тюрьму, где вы меня держите, и никогда больше вас не видеть.
Он сделал протестующий жест:
– Замолчи… Я бы не смог жить без тебя… Я очень страдал в твое отсутствие. Я готов на все, на все, лишь бы не расставаться с тобой. Моя жизнь зависит от твоего взгляда… от твоей жизни…
Она вскочила, трепеща от негодования:
– Я запрещаю вам так разговаривать со мной. Вы поклялись, что я больше не услышу подобных отвратительных слов…
И она, мгновенно исчерпав все силы, рухнула на стул, а он, шагнув к креслу, упал в него и обхватил голову руками; плечи его сотрясались от рыданий. Он выглядел совершенно сломленным, как человек, для которого жизнь стала невыносимым бременем.
После долгого молчания он глухо продолжил:
– Мы стали еще большими врагами, чем до твоего отъезда. Ты вернулась совершенно иной. Что ты делала, Орели… нет, не в пансионе Святой Марии, а в первые три недели, пока я как безумный метался в поисках тебя, к несчастью позабыв о монастыре? Этот негодяй Гийом! Ты его не любила, я знаю… Однако ты последовала за ним. Почему? И что стало с вами обоими? Что стало с ним? Интуиция мне подсказывает, что произошли какие-то важные события… Ты взволнована. В бреду ты твердила, что тебе надо бежать, все время бежать, ты видела кровь, трупы…
Она вздрогнула:
– Нет-нет, это неправда… Вы ослышались.