привязан к своей холостяцкой жизни, потому что она - такая гламурная. Часто по вечерам я думал: «Видели бы они меня сейчас».

  Потом я складывал белье и смотрел 'Эпизод со свадьбой Моники и Чендлера'.

  Кроме стирки белья (которое часто клал сушиться на батарею), я выполнял работу по дому, сам готовил и сам ходил за продуктами. Возле Дворца был супермаркет, и я ходил туда между делом, минимум раз в неделю.

  Конечно, каждую вылазку я планировал столь же тщательно, как патрулирование Муса-Калы. Я приходил в разное время, рандомно, чтобы сбить с толку журналистов. Я маскировался: надвинутая на глаза бейсболка, свободное пальто. Я бегал по рядам с огромной скоростью, хватая свое любимое филе лосося, йогурт любимой марки. (Я запомнил карту магазина.). Кроме того, яблоки «Бабушка Смит» и бананы. И, конечно, чипсы.

  А потом бежал на кассу.

  Мне удавалось проверить «Апач» перед вылетом за десять минут, а теперь за десять минут я успевал купить продукты. Но однажды вечером я зашел в магазин, начал бегать туда-сюда по рядам, а всё...передвинули.

  Я бросился к работнику:

  - Что случилось?

  - Простите?

  - Где всё?

  - Где...?

  - Почему всё передвинули?

  - Честно?

  - Да, честно.

  - Чтобы люди задерживались здесь подольше. И покупали больше продуктов.

  Я был потрясен:

  - Вы можете так делать? Это законно?

  Приступ паники. Я снова начал бегать по рядам, наполнял тележку, как мог, и следил за часами, а потом бросился к кассе. Это всегда была самая сложная часть, потому что кассу не обойдешь - тут всё зависело от других. Более того, прилавок кассы находился прямо рядом со стендом прессы, на котором лежали все таблоиды и журнали Британии, а на половине первых полос газет и обложек журналов красовались фотографии моей семьи. Или мамы. Или мои.

  Не раз я видел, как посетители читали обо мне, слышал, как они меня обсуждали. В 2015-м они часто обсуждали, женюсь ли я. Счастлив я или нет. Не гей ли я. У меня часто возникал соблазн похлопать их по плечу и сказать:

  - Привет.

  Однажды вечером, в маскировке, слушая, как какие--то люди обсуждают меня и мой жизненный выбор, я услышал какие-то голоса в начале очереди. Пожилые супруги оскорбляли кассиршу. Это было неприятно, а потом стало просто невыносимо.

  Я вышел вперед, открыл лицо и прочистил горло:

  - Простите. Не знаю точно, что здесь происходит, но не думаю, что вам следует разговаривать с ней в таком тоне.

  Касирша чуть не плакала. Ее оскорбители обернулись и узнали меня. Но совсем не удивились. Только обиделись, что на них накричали за оскорбления.

  Когда они ушли и пришла моя очередь платить, касирша попыталась меня благодарить, упаковывая для меня авокадо. Я не слушал. Сказал ей, чтобы она держалась, схватил покупки и скрылся, как Зеленый Шершень.

  Покупать одежду было намного проше.

  Как правило, насчет одежды я особо не волновался. Я изначально не верил в моду и не понимал, почему кто-то в нее верит. Надо мной часто насмехались в социальных сетях из-за неправильно подобранного гардероба и ветхой обуви. Авторы постов отмечали меня на фотографиях и спрашивали, почему у меня такие длинные брюки и такие мятые рубашки. (Они и представить не могли, что я сушу их на батарее).

  Они говорили, что это как-то не пристало принцу.

  Я думал: «Вы правы».

  Папа пытался. Подарил мне просто великолепную пару черных туфель. Произведения искусства. Весом с мячи для боулинга. Я носил их, пока подошвы не протерлись, а когда надо мной начали насмехаться из-за того, что я хожу в дырявых туфлях, я наконец-то их отремонтировал. Каждый год я получал от папы официальное вещевое довольствие, но это были деньги исключительно на официальную одежду. Костюмы и галстуки, гардероб для мероприятий. За повседневной одеждой я ходил в «T.K. Maxx», дисконтный магазин. Особенно мне нравилась их ежегодная распродажа, на которой было много вещей из Gap или J.Crew, вещей прошлого сезона или немного поврежденных. Если прийти вовремя, в первый день распродажи, можно выхватить ту же одежду, которую другие купили в обычных магазинах по высочайшим ценам! За двести долларов можно выглядеть, как на фото из модного журнала.

  Здесь у меня тоже была своя система. Я приходил в магазин за пятьдесят минут до закрытия. Хватал красную корзину. Бежал на верхний этаж. Начинал методично просматривать одну вешалку за другой.

  Если находил что-то подходящее, прикладывал к груди или к ногам, стоя перед зеркалом. Я никогда не раздумывал по поводу цвета или стиля, и, конечно же, никогда не приближался к примерочной. Если вещь казалась красивой и удобной, клал ее в корзину. Если возникали сомнения, я спрашивал у Билли Скалы. Ему нравилось подрабатывать моим стилистом.

  Перед закрытием мы с чувством триумфа выбегали из магазина с двумя огромными пакетами. Больше в газетах не будут называть меня тупицей. Ну хотя бы какое-то время.

  И главное - мне не нужно будет думать об одежде следующие шесть месяцев.

  81.

  Кроме нерегулярных вылазок в магазин я совсем перестал выходить из дома. Перестал выходить из дома в 2015 году.

  Совсем.

  Больше никаких обедов с друзьями. Никаких вечеринок. Никаких клубов. Ничего.

  Каждый вечер я шел с работы прямо домой, ел над раковиной, потом работал с документами, включив для фона «Друзей».

  Папин повар время от времени заполнял мой холодильник пирогами с курятиной и творогом. Я был ему благодарен - не нужно было делать так часто рискованные вылазки в супермаркет...хотя иногда пироги напоминали мне о гуркхах с их тушеной козлятиной, в основном потому, что пироги были тоже совсем без специй. Я скучал по гуркхам, скучал по армии. Скучал по войне.

  После ужина я выкуривал косяк, стараясь, чтобы дым не просочился в сад моего соседа - герцога Кентского.

  И рано ложился спать.

  Одинокая жизнь. Странная жизнь. Мне было одиноко, но одиночество лучше, чем паника. Я недавно нашел несколько безопасных лекарств от моей паники, но пока не узнаю точно, что они надежны, пока не почувствую себя на твердой почве, я полагался на одно определенно нездоровое лекарство.

  Избегание.

  Я стал агорафобом.

  Это было практически невозможно, учитывая мою общественную роль.

  После произнесения одной речи, которой нельзя было избежать и которую нельзя было отменить, я едва не лишился чувств. Уилл пришел ко мне за кулисы и рассмеялся:

  - Гарольд! Посмотри на себя! Ты весь вспотел.

  Мне была непонятна его реакция. Именно его. Он присутствовал при моей первой панической атаке.