Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О, поверь мне, это не проблема. И если ты настаиваешь на том, чтобы я уснула, просто расскажи что-нибудь. Что угодно. Хоть что есть у Бороды на складе. Мне все равно, лишь бы ты говорил.
Я залезла с ногами на кровать, обняла подушку и стала слушать. Ринат рассказывал про латунные подстаканники, жестяные подносы, сахарницы с дозаторами, раритетные значки, фанерные гербы, пионерские галстуки, советские сервизы на семьдесят персон, деревянные ложки от лучших ложкарей и хрустальные вазы ДХЗ.
Тускло светил уличный фонарь, и казалось, что мы не в вожатской, а в купе поезда, который подъехал к какой-то дальней станции, где люди еще пользуются всеми этими вещами. Перечисляя предметы, трехкопеечные тогда и «штукарь за набор» сейчас, Ринат стучал по столу пальцами, потом, задумавшись, стал стучать по книге, взглянул на нее и запнулся.
– Карты есть старые, политические глобусы, еще с СССР, – продолжил он после паузы. – Таких глобусов больше нигде нет.
Я закрыла глаза, и стук пальцев по столу превратился в стук колес.
День 12-й
* * *
В некотором царстве, в некотором государстве состоял на службе у царя Андрей-стрелок. Молод, весел, холост – не женат. Проснулся раз Андрей-стрелок на рассвете, умылся водой из цинкового рукомойника и, пропустив полсказки, а то до конца смены к Марье-царевне мог бы не успеть, пошел сразу к свату Науму.
Долго ли, коротко ли шел он, вдруг видит: перед ним терем не терем, изба не изба, сарай не сарай. Зашел он туда и встал рядом с лопатами.
– Эй, сват Наум! – крикнул он. – Выходи, дело есть!
Затрещало впотьмах, вышел к нему мужичок с ноготок, борода с локоток.
– Чаво орешь с утра пораньше? – спрашивает сват Наум и сует босые ноги в калоши.
Поклонился ему Андрей-стрелок в пояс и рассказал о своем важном деле:
– Слыхал я, есть у тебя в закромах то, не знаю что. Очень оно мне нужно. Я его Марье-царевне хочу подарить.
– Ха! – усмехнулся сват Наум и топнул ногой в калоше. – Я после вчерашнего сам, как не знамо чаво. Сходи сперва к Бабе-яге, она подскажет, как дальше быть. И вот тебе в дорогу мешок с ненужными вещицами. Как выйдешь за порог, брось его оземь (но лучше в урну у ворот), да и ступай себе дальше.
Пригорюнился Андрей-стрелок, да делать нечего. Взял мешок с ненужными вещицами и пошел другой тропинкой через темный лес. Долго ли, коротко ли шел, а вышел к избушке. Крыша вся перекосилась, окно выбито, а на двери надпись: «Закрыто. Режим работы с 9:00 до 23:00». Сел Андрей-стрелок на пенек и стал ждать. Час ждал, два ждал, наконец защелкало в замке, дверь со скрипом и отворилась. Выглянула из избушки Баба-яга. Огромная-преогромная! Глаза сверкают, на могучих плечах халат трещит.
– Чего, Андрей, не весел? – спрашивает она.
Повесил Андрей-стрелок голову ниже плеч:
– Сват Наум не отдает то, не знаю что. Дал совет к тебе сначала сходить.
Закряхтела Баба-яга, подбоченилась. Чуть склянки свои локтями не поразбивала.
– Ох, нечисть… Дам я тебе, Андрюша, волшебный пузырь. На него свое «не знаю что» у свата Наума и выменяешь.
– Волшебный пузырь? – удивился Андрей-стрелок.
– Волшебный пузырь. А если ты ему тут кредит за неделю закроешь, он тебе еще сверху всяких чудес отсыплет.
Обрадовался Андрей-стрелок, закрыл свату Науму кредит, взял волшебный пузырь и скорее скок за порог, да вспомнил еще одно дело.
– Мне бы белого нарезку, банку кабачковой икры и две пачки корма Pedigree.
– После обеда заходи, – сказала Баба-яга. – Привоз будет.
* * *
– Ну и чего ты смотришь на него? Ешь давай. – Анька пододвинула к краю стола щербатую тарелку с куском апельсинового торта и чашку с остывшим чаем. – Еще час, и он совсем испортится. В нем и так Борода вчера уснул, но я тебе с краю отрезала. Представляешь, Маринка из-за этого торта так обиделась на Олега, что они весь праздник не разговаривали, а она вешалась на Женьку, чтобы отомстить ему за эти апельсины. «Я, – говорит, – чешусь от них. Неужели трудно запомнить?»
Я сбросила одеяло и ощупала себя – я до сих пор в платье цвета фуксии, и жемчужные шпильки на месте.
– Мне нужно в душ. Но ты рассказывай, я услышу.
До горна оставалось всего несколько минут, и я так торопилась в ванную, что не заметила висящий на двери Сережин зонт. В спицах остались пара длинных волос и одна из шпилек. Да кто же так вешает зонты? Кто их вообще берет в лагерь? Еще эта длинная молния… Освободившись от платья, я встала в холодную ванну и повернула сразу оба крана.
– А потом мы играли в бутылочку, – продолжала Анька шамкая (скорее всего, резинка для волос во рту). – Так вот, я тебе скажу, что Сережа неплохо целуется. Гораздо лучше, чем твой Женька.
Я закрыла воду и от холода покрылась гусиной кожей.
– Ужас какой! А из-под чего бутылочка-то была?
Анька меня не услышала и продолжила рассказывать, но уже четче:
– У Олега в трех местах проколот язык, он мне показывал. А еще Сережа пел новую песню, но ты вряд ли такую знаешь. Что-то там про серп, и молот, и звезду, как все это трогательно, и как при коммунизме все было хорошо.
– Отлично, – крикнула я, снова поворачивая краны. – Мало нам Янки, теперь у нас еще и Егор Летов в репертуаре! А во сколько вы разошлись?
Стараясь перекричать шум воды, я выглянула из-за шторки и увидела рядом Аньку. Она стояла возле раковины и, широко открыв глаза и рот, красила перед зеркалом ресницы.
– В два, – сказала она, не меняя выражения лица. – В два пришел Ринат и всех разогнал. Но мы еще тут эту песню пели про серп и молот. Ты разве не слышала?
– Песню про серп и молот?! – Я взяла с полки шампунь и, как положено, вылила немного на ладонь. – Неужели я так крепко спала?
– Кстати, Мамы сегодня не будет, – добавила Анька. – Убираем сами.
Мамой называли уборщицу. Раньше ее называли Мамой Стасика, но четыре года назад, когда Стасик перестал оставаться на все три смены в «Гудроне», вторая часть ее имени отпала. И слава богу, потому что никто не хотел лишний раз про этого Стасика вспоминать.
Стасик был легендой «Гудрона». Его не