По левую руку от него сидела Анька и грозно шипела:

– Сколько можно уже про эти переводы? Кому это вообще надо? Зато Женька заикаться перестал, и Наташа довольна.

– А мне Нонку жалко, – сказала я, чтобы сменить тему. – Зачем ей в «Гудроне» столько шмотья? Ведь это все так дорого, а здесь этого никто не оценит.

Леха обнял себя за надувные шары и с какой-то светлой грустью посмотрел на Нонну Михайловну. Пришло время рассказать еще одну историю, красивую, как легенда об Иване да Марье, и такую же печальную.

– Наша дорогая Нонна Михайловна, – начал Леха, как обычно, издалека, – не может одеваться иначе. Она не так воспитана папой, работником торгпредставительства, и мамой, тоже работником торговли и обладательницей превосходного вкуса. Школу она окончила за рубежом, а вот в вуз поступила московский, и не какой-нибудь там, а имени Мориса Тореза, на факультет…

– Кажется, наших объявили, – встрепенулась я. – Я провожу. Без меня не рассказывайте!

– После окончания вуза, в 80-м, когда Нонне Михайловне, но тогда просто Нонне Скрябиной, было двадцать пять, в Москве проходила летняя Олимпиада, и на молодую…

– Подожди, Леш, – снова попросила я, – наши девочки выступают!

– …свалилась первая любовь в виде бегуна из…

– Да подожди ты! Как замечательно выступили. Вы видели, какая Наташа счастливая? А Яне так шли эти жемчужные шпильки!

Анька показала Сереже язык и потыкала Леху в надувную грудь.

– …но с бегуном у них не срослось, потому что после Олимпиады он вернулся в…

– Леша, но почему же она не поехала за ним? – перебила Анька. – Ведь это первая любовь!

– Да потому что Нонна Скрябина уже тогда была очень амбициозной и выбрала загранкомандировку. Ее пригласили работать в российское посольство в Сенегале, где на молодую эффектную переводчицу…

– Так вот откуда у нее все эти тряпки? – понял, наконец, Женька очевидное.

– Подождите, сейчас самое интересное будет, – пообещал Леха. – На нее положил глаз наш посол. Однако посол Нонне не приглянулся, и она его послала. Тот обиделся и через своих дружков в КГБ раскопал на нее компромат про связь с иностранным спортсменом во время Олимпиады. Из загранкомандировки Нонну Скрябину досрочно отозвали и все дороги, ведущие куда-либо, кроме «Гудрона», перекрыли.

– Как ужасно! – Анька выглянула из-за Лехиной надувной груди и посмотрела на Нону Михайловну. – Неужели посол в Сенегале был такой страшный?

– Да уж не Ален Делон, – сказал Леха и хохотнул: – Хотя и говорил с ним на одном языке.

– Иисусе! – выдохнул Женька. – А кто у нас на планерку сегодня идет?

Вызвали нас обоих.

– Да с чего вы, Нонна Михайловна, взяли, что нам в пионерском лагере секса не хватает? – спросил Сашка и расхохотался громким веселым смехом, даже не стараясь его сдерживать.

Смутившись, но не настолько, чтобы это стало сильно заметно, директриса прошлась между рядами столов и раздала всем распечатанный здесь же на принтере перевод песни Милен Фармер.

Нонна Михайловна дождалась, пока последний из присутствующих, а им оказался Марадона, дочитает перевод песни, и обратилась к Виталику:

– Вы, Виталий, тоже отличились. «Макарена» в кокошниках. Нонсенс! Но это хотя бы детская песня, а не «грязные истории выпоротых», которые нам продемонстрировал шестой отряд.

– «Макарена» – детская песня?! – Сашка засмеялся еще громче и, с трудом успокоившись, встал с места. – Нонна Михайловна… Извините, я забыл сегодня блокнот, но я должен написать вам кое-что важное.

Сашка подошел к Нонне Михайловне почти вплотную, глядя ей в глаза, взял из ее дрогнувших пальцев ручку и, не меняя позы, бросил взгляд на стол, где лежали какие-то бумаги. Из них он выбрал чистый лист, написал четыре строчки, затем сложил записку пополам и протянул ее директрисе.

Нонна Михайловна заглянула в знакомые, когда-то почти родные глаза и поняла, что терпит бедствие. Она едва нашла в себе силы, чтобы взять записку и прочитать ее:

Доставь удовольствие своему телу.

Оно для того, чтобы ты делала ему приятно.

Двигайся со мной, прижмись ко мне.

И если ты хорошо себя покажешь,

Я возьму тебя с собой!

Легион, орда иллюзий и недосказанностей снова забрались на плечи директрисы и намертво вцепились в шифоновые рукава.

– Антуан! – воскликнула она и замотала головой. – То есть Александр. Что это?!

Сашка небрежно махнул рукой и, прыская и хрюкая, направился к своему месту.

– Перевод песни «Макарена». Дословный.

Нонна Михайловна опустилась на стул и растерянно развела руками.

– Я не сильна в испанском, – проговорила она, как будто обнаружила это только что. – Откуда я могла знать, что там такой текст? Или вы тем самым намекаете на то, что все остальные не знают французский?

Именно на это Сашка и намекал, и, похоже, только на это. Нонна Михайловна разочарованно отложила записку в сторону, но потом передумала и незаметно для всех положила ее в сумочку. Как же прочно орда иллюзий сидит на шифоновых рукавах! Нет, на что бы он ни намекал, она все равно положит это письмо в верхний ящик своей тумбочки между упаковками колготок Levante.

– А вы, Алексей? – продолжила директриса уже без нажима. – Взрослый человек, а туда же. Груди какие-то надувные… Смотреть противно.

Сашка снова засмеялся, жмурясь, должно быть, совсем как ее далекий Антуан, и еле выдавил:

– Правда, Лех, взрослый мужик. Надувал бы уже всю бабу целиком!

У него началась истерика, и теперь с этим ничего уже нельзя было сделать. Нонна Михайловна сложила на груди руки, коротко вздохнула и произнесла, думая, что ее никто не поймет:

– Se ressembler comme deux gouttes d’eau[10]. Александр, вы на планерке или где?

Черная верхушка сосны щекотала позолоченный лунный бок. Луна смеялась во весь рот и в надежде спастись от надоедливой щекотки натягивала на себя плотное облако. Но пока ей это не удалось, лунный свет серебрил накрывший «Гудрон» туман. Он висел кусками ваты на горькой полыни, сухих стеблях пижмы, стелился по протоптанным тропинкам, как в безветренную погоду стелется в деревнях печной дым.

По такому случаю стихли вечерние кузнечики и докучливые комары. Слышны были только шорохи и гул пожарной лестницы, по которой совершали свое восхождение Виталик и Колян. Лестница отгремела, и вскоре из-за парапета показались две стриженые головы.

– Эй, ну че там встали-то? – крикнул Колян. – Аллюром сюда и поляну накрывать!

Сашка взял Аньку за руку, за другую ее тут же взял Сережа, и все трое исчезли за кустами сирени. Следом по примятой сырой траве пошли Ринат, Женька, Леха и я.

– Хоть бы спасибо кто сказал физруку, что