На улице уже стемнело, когда я наконец добреладо метро и забилась в угол переполненного уставшими после тяжелого рабочего днялюдьми. Да, жизнь иногда подкидывает моменты почище дамского романа. Тюрьма,любовь, брошенные дети… Кажется, такого просто не бывает, ан нет, вот оно,рядом. Потом мысли переключились на другую тему. Ну надо же, милая старушкаНина Антоновна совершенно не похожа на сурового следователя. До чего все-такиобманчива внешность. Вот напротив стоит полная тетка с помятым лицом, губнаяпомада смазалась, из-под не слишком чистой шапочки свисают пережженные«химические» кудри. Интересно, кто она по профессии? Учительница? Продавец? Нууж, во всяком случае, не киноактриса и не балерина. Врач! Вот это горячо.

Не в силах сдержать буйствующее любопытство, ятронула тетку за рукав:

– Простите, вы ведь врач? Кажется, яприходила к вам на прием?

Тетка оторвалась от газеты «Мегаполис» идовольно приветливо ответила:

– Нет, вы ошиблись, я оператор машинногодоения.

– Кто?

– Ну, по-простому, не по-научному,доярка, – уточнила собеседница и вновь погрузилась в чтение.

Я выпала из вагона на нужной станции сголовой, гудящей, словно пивной котел. Доярка! Надо же так опростоволоситься!

Я давно убедилась в правильности истины: каксутки начнешь, так и завершишь. Мои закончились полным разгромом. Где-то околодесяти вечера в комнату ворвался Кирюшка. Я отложила детектив.

– Что стряслось?

– Вот, – сунул мне мальчишка под носгазету, – с ума сойти!

– Ты читаешь «Экономическийвестник»? – удивилась я.

– Наша училка по литре, – принялсяжаловаться Кирюшка, – утверждает, будто мы совершенно не умеемпользоваться газетами, вот и раздала всем статьи, чтобы завтра пересказали…

– И в чем дело? Подумаешь, заметкуозвучить, да такие задания во втором классе дают.

– Да, – замычал Кирка, – а ятам ни словечка не понимаю.

– Возьми толковый словарь.

– Ага, – бубнил Кирилка, – бралуже, сама почитай.

– Давай сюда, горе луковое, – велелая и пробежала глазами по строчкам.

«Договорившись о франчайзинге, стороны такжерешили заняться клиринговыми операциями, стараясь при этом избегать дефолта ине секвестируя свой бюджет, так как подобное могло бы помешать санациидружественного банка».

Это что, на русском написано? Глядя на моюобалделую физиономию, Кирюшка хихикнул:

– Скрейзиться можно.

– С ума сойти, – поправила я его.

Нет, все-таки это слишком. Я вовсе не призываюназывать калоши мокроступами, а компьютер – «устройством для автоматическойобработки информации посредством выполнения заданной, четко определеннойпоследовательности операций». Но ведь столь любимый нами термин «прайс-лист»всего лишь означает список цен. А кутюрье – это необязательно только Версаче,это любой модельер или еще проще – портной. Что же до бутика прет-а-порте, такэто на самом деле не что иное, как магазин готового платья, причем не большой ишикарный, а маленький и дешевый. Загадочный вэлфер – всего лишь пособие побезработице, копирайт не заверенная нотариусом копия, а авторское право,кстати, планинг – отнюдь не собрание у директора, планинг – это ежедневник!

– Ну и как я объясню это ЛидииНиколаевне? – зудел Кирка. – Она решит, будто я полный дурак – ничегоне понял.

Я секунду подумала и посоветовала:

– Скажи, что у тебя и всей семьи впридачу после изучения данного материала наступил полный толлинг.

– Это что же такое? – обомлелмальчишка.

– Не знаю, – честно призналасья, – вчера в рекламе увидела, но звучит загадочно и красиво.

Дядя Егора и Насти со стороны матери оказалсяогромным звероподобным мужиком в дорогом спортивном костюме.

– Надо-то чего? – ласковоприветствовал он меня на пороге.

Решив избрать привычную для него формудиалога, я рявкнула:

– Отдел опеки, проверка жилищных условийЕгора Платова!

– Во, блин, – заржал Павел, – сдуба, что ли, упали? Да этого педрилы тут уж лет пять как нет.

– Как нет? – возмутилась я ипролезла между необъятным пузом хозяина и косяком. – А где он?

– Хрен его знает, – продолжалвеселиться милый родственник, – слинял от нас, да и правильно сделал.

– А прописан здесь, – гнула я свое, –небось квартиру по льготному тарифу оплачиваете, как опекуны.

– Да ты че, тетка? – изумилсяПавел. – Ему уж давно за двадцатник перевалило. Ты в бумаги глянь, чудила!

– С кем ругаешься, папа? –поинтересовался парнишка лет двадцати пяти.

– Да вот, блин, явилась, блин, Егораискать, педика долбаного, твержу русским языком – нет его тут, а эта, блин,свое талдычит!

Паренек глянул на меня.

– А вы кто будете, зачем вам Егорпонадобился?

– Я из адвокатской конторы, –заявила я и прикусила язык. Ну вот, опять забыла, что врала минуту назад. НоПавел не заметил ошибки.

– Тю, – перебил он, – посадилиголубоглазого.

– Папа, – с укоризной остановил егоюноша.

– А чего сказал-то, – заржалмужик, – экий секрет, педик он – Егор, его теперь небось вся камера имеет!

– Никто вашего племянника и не думаларестовывать, – обозлилась я. – Ему наследство отказано, огромнаясумма.

Честно говоря, я думала, что, узнав проденьги, Павел слегка сменит тон и заговорит по-человечески, но не тут-то было.

– И хрен с ним, – рявкнул мужик,мгновенно наливаясь свекольной дурнотой, – мне-то что с того? Мне-то сэтих деньжонок сколько?

– Нисколько, – растерялась я.

– То-то и оно, – заключилПавел, – так что прощевайте.

И он буквально принялся выталкивать «адвоката»за дверь. Изо всех сил сопротивляясь, я проблеяла, пытаясь удержаться за косяк:

– Неужели вы не хотите, чтобы вашродственник разбогател?

– Ха, – фыркнул Павел ивыплюнул, – наср… на Егора три кучи! Педрила!