– Это я виновата, моя идея, –бормотала Майя.

– К женщинам, как правило, не применяютвысшую меру, но здесь могут сделать исключение, – пугал следователь.

– Пусть меня расстреляют, какорганизатора, – не дрогнула Майя, – муж не виноват.

– Тебя следует подвесить за глупыйязык, – обозлился Иван Сергеевич и устроил супругам очную ставку.

Родионов надеялся, что муж придет в ужас и попытаетсявзять вину на себя, спасая ни в чем не виноватую жену, но вышло иначе.

Валентин, испугавшийся до потери пульса,моментально согласился:

– Да, это она придумала, ей-богу, яничего не знал.

У Ивана Сергеевича просто начиналсягипертонический криз, когда он вспоминал о той беседе.

Следствие велось в сжатые сроки, собственноговоря, расследовать оказалось нечего. Вызванные на допрос мать Валентина,Серафима, и дядя, Лев Константинович, моментально потеряли сознание, узнав, вкаком преступлении обвиняют их сына и племянника.

Во избежание ненужных разговоров судилиПлатовых выездной сессией, прямо в тюрьме. Валентин был признан душевнобольными отправлен на принудительное лечение. Майечке определили высшую меру. ИванСергеевич надеялся, что она зарыдает, начнет каяться и рассказывать перед лицомсмерти правду, но нет! Платова стояла абсолютно спокойно между конвойными,только скованные наручниками за спиной руки мелко-мелко дрожали. Просто Жаннад`Арк, готовая сгореть на костре за идею.

В жизни Ивана Сергеевича было многоподследственных, некоторых он на дух не переносил, с другими устанавливалхороший, даже душевный контакт. Но Майечка оказалась совершенно особым случаем.Несколько ночей следователь провел без сна, выкуривая одну за другой сигаретына кухне. Родионов в 1976 году был еще молод, ему только исполнилось сорок.Худенькая, с огромными голубыми глазами и каким-то неземным лицом, Майечкапонравилась мужику необычайно. И еще очень горько было от простой мысли – его,Ивана Родионова, никогда так не любила ни одна женщина. Нет, бабы случались,некоторые даже жили вместе с ним больше года, но вот такая, чтобы согласиласьпойти за него на смерть, не дрогнув, не нашлась.

«И как она может любить этого негодяя? –мучился Иван Сергеевич, вновь и вновь прокручивая в голове воспоминания. –Как можно сделать такое – разрешить жене взять всю вину на себя».

Следствие шло всего ничего по времени, но,готовя бумаги в суд, Родионов понял: он влюблен, и что самое неприятное – вподследственную. Конечно, Иван Сергеевич слышал истории о следователях,завязывавших «неформальные» отношения с «контингентом», но до сих порбезоговорочно осуждал подобное поведение. И вот пожалуйста, сам влип. Доходилодо смешного: готовясь к допросу Платовой, Иван Сергеевич приносил из домаразные вкусности и угощал Маейчку… Но она ничего не замечала, а может, простоне хотела замечать…

В те годы все расстрельные дела просматривалосамое высокое начальство, визируя их. Майечкин приговор попал на стол кБрежневу. О Леониде Ильиче много можно рассказать хорошего и плохого, как,впрочем, и обо всех нас, но близко знавшие Генсека люди в один голос твердилиодно: жалостлив он был безмерно, любил красивых женщин и совершенно непереносил слез. Высшую меру заменили на двадцать пять лет одиночки. НаходитьсяМайе предписывалось в закрытой тюрьме, ее лишили передач и права переписки.Более того, у несчастной отняли фамилию. Заключенная номер пятнадцать – такстали звать теперь Майечку. В отличие от остальных зэков, ее не водили наработу, она не шила белье и распашонки… Почти полная изоляция. Валентинаотправили в печально известную психиатрическую больницу города Владимира. Егосодержали не в такой строгости. Ну начнет мужик болтать, будто решил убитьГенсека, и что? Да тут в каждой палате по Наполеону сидит, что с них взять?

– Значит, это правда, – пробормоталая.

– Что? – удивился Иван Сергеевич.

– Ну то, что Майя родила Егора не отВалентина, – сын появился на свет уже в заключении…

– Вообще говоря, она могла попасть подстражу, будучи беременной, – вздохнул Родионов. – Но вы правы, датарождения Егора – октябрь 77-го, а арестовали их в ноябре 76-го…

– Так кто отец мальчика?

– Конечно, Валентин.

– Но как же… – забормотала я, –ведь их, очевидно, рассадили по разным камерам.

– Да уж, – усмехнулся ИванСергеевич, – семейных камер нет.

Потом он помолчал немного и добавил:

– Дело давнее, да и я пенсионер, чего ужтам! Нарушал я все инструкции, какие есть, ради Майи. К беременным женщинам назоне и в тюрьме отношение особое, могут даже срок сильно скостить. Некоторыебабы ради этого ложатся в койку с кем попало – охранниками, отрядными, лишь бызабеременеть. Вот я и устроил Майе свидание с мужем, просто запер их вдвоем водном тайном местечке.

Только в судьбе Майи это ничего не изменило.Три месяца ей приносили в камеру младенца на кормление, а потом объявили, чтомальчик отдан в дом малютки. И здесь Иван Сергеевич сделал невероятное: нашелмальчика и проследил за тем, чтобы у того в метрике четко стояло – Платов ЕгорВалентинович. Опекал Родионов и Настю. Девочку собирались отправить в Можайскуюобласть, но Ивану Сергеевичу удалось пристроить ребенка не куда-нибудь, а вэкспериментальный детский дом.

– И как у вас только всеполучилось! – изумилась я.

Родионов крякнул:

– Да уж, и не спрашивайте, сделал исделал.

О Майе следователь имел скудные сведения –знал только, что она жива. Впрочем, и Валентин вполне благополучно существовалв больнице.

В 1986 году из лагерей стали возвращатьсяпервые политические заключенные, на страницы газет и журналов хлынул потокдоселе тщательно скрываемой информации. Вот тут-то Иван Сергеевич и встретилсяс матерью Валентина, рассказав той о судьбе внуков.

Серафима бросилась к брату.

Дурацкий поступок, совершенный младшим Платовым,испортил судьбы всех членов семьи, никто из них не смог продвинуться по службе,и Лев Константинович, честно говоря, терпеть не мог племянника. Но 1986-й – этоне 1976-й год, Настю вернули бабушке.

– А Майя, что с ней?

– Их с Валентином освободили, признав«узниками совести», – вздохнул Иван Сергеевич. – Сейчас они проживаютв Москве, на Самсоновском валу. Общество «Мемориал» выбило им однокомнатнуюквартиру.

– Почему же они не захотели поселитьсявместе с Серафимой? – изумилась я. – Там огромные апартаменты!Столько страдать вдали от детей, семьи, вот и объединиться бы всем.