– Куда столько!

– Подумаешь, – фыркнула Юля, –используем, а тому, кто больше двенадцати штук брал, вручали губку для мытьяпосуды. Гляди, красненькая!

Я посмотрела на их счастливые лица,сравнявшиеся по цвету с полученной губочкой, и промолчала. Везде у касстолпились потные люди с тележками, из которых свешивались связки сосисок,батоны колбасы, вываливались коробки конфет и пакеты собачьего корма.

Наконец кассирша выдала километровый чек ивручила нам карточку «Рамстор».

– Теперь, – щебетала девушка, сияя,словно пасхальное яйцо, – вы члены клуба покупателей и имеете право наскидки, приходите еще.

– Здорово, – воскликнул Сережка,толкая каталку к выходу, – теперь только сюда, скидку дадут!

Я тихо шлепала за ними, пытаясь собратьвоедино очумелые мозги. Ни за что не приеду больше в «Рамстор», психическоездоровье дороже.

На выезде из двора стоял охранник с квитанциейв руках. Сережка полез в портмоне.

– Погоди, – остановила мужа Юля.

Девушка высунула в окно какую-то книжечку.Охранник кивнул и поднял шлагбаум.

– Зачем платить, – радостно сообщилаЮлечка, – когда можно не платить.

– А что это у тебя? –заинтересовалась я.

Юля сунула мне в руки удостоверение.Темно-синие корочки украшали золотые буквы «Пресса».

– По нему везде пускают, – хихикнулаЮля.

Я отдала документ, теперь точно зная, какдействовать.

В ФСБ издавалась многотиражная газета,носившая не слишком оригинальное название «Щит и меч». Я попробовала былосвязаться в редактором, но меня весьма вежливо отшили. Задумчиво перелистываятелефонную книжку, я наткнулась на фамилию Зайцев. Вечером, когда Катюша, лежав кровати, читала газеты, я вползла к ней и заныла:

– Надоело целый день у плиты толкаться,душа просит интересного дела.

– Запишись на курсы вязания, –предложила Катюша.

– Нет, – стонала я, – хочупопробовать себя в журналистике, должно получиться… Слышь, Катюнь, помнишьЗайцева Юрия Петровича? Главного редактора журнала «На страже Родины»?

– Ну? – спросила Катерина. –Конечно, до сих пор ко мне на консультации ходит.

– Попроси его меня принять, дать задание…

Катюшка потянулась к телефону и мигом решилапроблему.

Все бывшие пациенты Катерины испытывают к нейнастоящую благодарность, поэтому прием мне в журнале устроили по высшемуклассу, даже угостили чашечкой отвратительного растворимого кофе, к которомуинтеллигентно приложили кусочек сахара и крохотную упаковочку сливок.

Юрий Петрович слушал посетительницу, пытаясьизобразить на лице живейший интерес, но в его глазах застыла откровенная скука.Очевидно, я была не первой в его кабинете, кто пытался писать на данную тему.

– К сожалению, сейчас у молодежи неосталось ничего светлого, – самозабвенно вещала я, – служащие ФСБполностью потеряли авторитет. А с газетных страниц, в основном, льется потокгрязи: этот взяточник, тот негодяй. Хочется найти ветерана, человека интереснойсудьбы и рассказать о нем. Пусть юные читатели видят и положительный пример.

– Ищите, – согласился Юрий Петрович.

Я надулась.

– Но я не знаю никого в этой структуре,Катя сказала – вы обязательно поможете.

Редактор тяжело вздохнул. Охотнее всего онвытолкал бы дуру-бабу, возомнившую себя «золотым пером», за дверь, но обидетьлечащего врача Зайцев не решался. Поэтому он снял телефонную трубку, короткопереговорил и протянул листок.

– Вот, езжайте прямо сейчас, она ждет.

На бумажке было написано: «Руднева НинаАнтоновна, улица Бельского, 15».

Надо же, женщина! Хотя, если подумать, в КГБ,наверное, трудилось много баб.

Нина Антоновна меньше всего походила насекретного агента. Аккуратненькая, пухленькая старушка, ростом чуть вышесервировочного столика.

– Ну, – приветливо прищурила онавыпуклые карие глаза, – о чем беседовать станем?

Я вновь завела песню о наглой молодежи ипоруганном достоинстве ветеранов. Руднева слушала крайне внимательно, ни разуне прервав. Наконец мне стало не по себе, и я остановилась. Милая старушкааккуратно поправила безукоризненно выкрашенные кудряшки и поинтересовалась:

– Насколько я понимаю, это легенда, а насамом деле что вы хотите?

Я лихорадочно пыталась сообразить, какпоступить.

– Лучше рассказать истину, –проникновенно улыбнулась Нина Антоновна.

– Но я говорю правду, – пыталасьсопротивляться я. – Я знаю, что в КГБ в середине 70-х работал некийгосподин Родионов, вот и хотела отыскать его следы…

– Иван Сергеевич, – вновь улыбнуласьстарушка.

– Вы его знаете?!

– В соседних кабинетах сидели, вместеобедать ходили, да и сейчас частенько встречаемся.

– Он жив! – пришла я в полныйвосторг. – Подскажите мне адрес.

– Зачем вам Иван Сергеевич?

– Хочу написать о ветеране…

Нина Антоновна весело рассмеялась, но глазастарушки остались холодными и какими-то неподвижными.

– Уважаемая Евлампия Андреевна, я обладаюудивительной способностью чувствовать ложь. Даже подследственные в конце концовпонимали это и говорили правду.

– Подследственные? – глупопереспросила я.

– Долгие годы я служиласледователем, – спокойно пояснила Нина Антоновна, – разве Зайцев несказал? – И, посмотрев на мое вытянувшееся лицо, добавила: – Вижу, чтонет. А вы полагали, что беседуете с буфетчицей?

Нет, конечно, но в КГБ служили ещетелефонистки, переводчицы, стенографистки, уборщицы, наконец. Но следователь!Эта милая, пухлая старушка с лицом, похожим на калорийную булочку? Ласковая,уютная бабушка? Просто невозможно представить, как она направляет прожектор вглаза арестованному и орет: «Говорить правду, только правду и ничего, кромеправды!»