Но я не слушала ее. Бедная Настя так ловко всепридумала, положила в ячейку, решила восстановить справедливость, дать братубогатство, чтобы несчастный не мучился, переодеваясь в женщину… И ведь не взяласебе ни копейки, все оставила Егору… Вот бедняга, несчастная больная, решившая,что Николай Рагозин отыщет брата…

– За что? За что такие деньги платят? –очумело бормотала Нина. – Да я бы и за половину на все согласилась.

Я очнулась от дум и посмотрела на потерявшуючеловеческий облик Нину. На все? Ради денег?

Господь большой шутник, он никогда не даетчеловеку того, о чем тот мечтает. Нина хочет стать богатой, но 30 тысячвернутся к Майе, которой они не нужны.

– Что, – твердила Нина, – нучто сделала та женщина, чтобы получить такую прорву баксов?

Я вздохнула. Объяснить невозможно, да Нина ине поймет… Влюбиться в мужчину, пойти из-за него по тюрьмам, пройти все кругиада, отказаться от детей.

– Боже, – не успокаиваласьНина, – вот бы мне…

– Да зачем тебе? – безнадежноспросила я.

– Как это? – удивиласьНинуля. – Диван куплю, ремонт сделаю, парня одену, да деньги все могут…

Я медленно натягивала куртку. За все миллиардымира не вернуть Настю и Ирочку, нельзя купить жизнь Регине и здоровье Стелле,никакие средства не помогут Майе стать человечней…

– Нет, Нина, – произнесла я, выходяна лестницу. – Тебе это только кажется, деньги на самом деле не могут ничего.

Вечером, завершив все дела, я медленно шладомой. Торопиться теперь было некуда, все тайны разгаданы, все точкирасставлены. У метро припозднившаяся, замерзшая продавщица торговала яйцами. Ямолча встала у прилавка и тупо уставилась на пластиковые упаковки. Что-топоследнее время не везет нам с этим продуктом, просто рок какой-то, несчастнаякарма. Обозлившись на себя за мрачные мысли, я купила сразу тридцать штук.

– Лампа пришла! – завопил Кирюшка,открывая дверь. – А что это у тебя?

– Яйца, – коротко бросила я ивелела: – Вот что, Кирка. Снимай с меня сапоги, потому что ни за какиесокровища мира я не выпущу из рук эти упаковки!

– Почему? – поинтересовался Кирка,стягивая с меня обувь.

– Потому что надоело смотреть, как яйцапревращаются в скорлупки, и сегодня у нас наконец будет на ужин грандиознаяяичница с сыром, луком и гренками из черного хлеба.

– Даже если разобьешь их сейчас все, небеда, – хихикнул мальчик.

Не понимая, почему он так странно реагирует, явошла на кухню, где мирно пили чай Катя, Сережа и Юля. В ту же секунду челюстьу меня уехала вбок, как каретка пишущей машинки.

На подоконнике, столе, холодильнике, везде,куда падал взор, стояли мешочки и коробочки с яйцами.

– Что это? – пролепетала я. –Вроде до Пасхи далеко.

Катя вздохнула:

– Я купила пять десятков, подумала,половину разобью по дороге, но почему-то донесла все в целости и сохранности.

– И я сорок штук прихватил, –признался Сережка.

В этот момент раздался звонок, и Кирюшка сгиканьем бросился открывать дверь.

– Черт меня дернул тоже купить этидурацкие яйца! – воскликнула в сердцах Юля. – Последнее время мы ихвсе время давили! Я предпочла промолчать.

– Ладно, – усмехнулась Катя, –съедим.

– А которые не слопаем, теразобьем, – радостно докончил Сережка.

Но тут влетел рыдающий от смеха Кирюшка.

– Ну, – нахмурилась Юля, – чтоу нас еще произошло?

– Глядите сами, – давясь от смеха,пробормотал мальчик.

В кухню быстрым шагом вошла Люся, за нейтащились двойняшки и Иван. У каждого в руках было по коробке.

– Вот, – завела Люся и осеклась.

– Яйца купили про запас, – закончилмедленно соображающий Иван.

Секунду стояла тишина, потом грянул громовойхохот. Ошалевшие собаки залаяли, кошки замяукали.

– О поле, поле, кто тебя усеял этимияйцами? – простонал Сережка.

Я оглядела безумное количество мешочков,коробочек и пакетиков. Голову на отсечение даю, никто из них и не подумалкупить хлеба к ужину.